“О, Солнце, пошли каждой душе свой
луч,
Чтобы смогла она согреться в вере
в счастье,
Чтобы пройдя круг жизни до
конца,
Смогла она вернуться к Истоку
Жизни”.
Утренняя молитва семьи Астрарьен.
Наэра сладко потянулась и сощурилась: солнце светило прямо в
окно, а это значит, что если она пролежит ещё минут пять, то
опоздает на завтрак с папой, потому что господин Тарэк Астрарьен
очень скоро уйдёт в посёлок, и пробудет там до самого вечера. Наэра
знала, что ей ни в коем случае нельзя показываться в собственном
виде в поселении, рядом с которым находится их поместье! И вообще,
мама говорила, что они даже прислугу не нанимают, чтобы никто не
узнал, что в доме имеется дитя хозяев. Но иногда Наэре удавалось
уговорить отца, и тогда, переодевшись мальчиком-крестьянином, она
всё-таки умудрялась посещать местные достопримечательности, где
было полно людей.
На местном рынке встречалось было больше всего народу, и
девушка, исподтишка рассматривая крестьян и стараясь подражать им,
часто слышала слова, значений которых не знала, а когда дома
спрашивала родителей, то те говорили, что такие слова знать
дворянке не положено, и их надо срочно забыть! В итоге в памяти у
девушки накопилось больше двух десятков слов, которые необходимо
забыть. Ещё больше к ней прилипло привычек, от которых госпожа
Астрарьен была в ужасе, уверяя потом дочь, что плевать на землю,
рыгать, хватать людей за руки в любой момент - это не признак
воспитанности!
Чуть меньше людей, и в основном, мужчины, имевшие у себя в
услужении других крестьян, заходили в местный кабак, где отец любил
договариваться об очередной работе для себя. Там Наэра обычно
сидела тихо в уголке и грызла засахаренный фрукт, потому что любое
вмешательство в разговор двух взрослых мужчин привлекло бы к ней
ненужное внимание, и возникло бы множество неприятных вопросов: что
здесь делает ребёнок, точно ли это мальчик, не желает ли господин
Астрарьен поделиться с ними бесплатным работником?
Ещё папа иногда водил девочку по торговым лавкам, в которых
продавали красивые ткани и пуговицы, кружево и нитки, бисер и
булавки. Он покупал всё это, оговариваясь, что супруга желает
пошить себе новый наряд, в то же время внимательно следил за дочкой
и покупал ткани, на которые она смотрела особенно пристально, даже
если точно знал, что его жена никогда не наденет наряд подобной
расцветки!
В храме Наэра не была ни разу, потому что папа поклонялся
другому богу, вернее, богине Воды, чей алтарь стоял у них в
поместье, но девочка видела, как люди охапками несут в Священную
Обитель Изобилия плоды своего тяжёлого труда: овощи, фрукты,
какие-то продукты, полученные от домашних животных. Эти подношения
отдавались богу Плодородия с недовольством и обидой, потому что в
последнее время земля стала жадной, еды на всех не хватало, а дети
рождались почти каждый год, всё больше увеличивая скудость их
рациона.
Раз в год сюда же приводили трёхлетних детей. Это было настоящим
праздником, потому что малыши, принятые в услужение, вначале
обучались при Обители, а потом сами становились храмовыми
служителями, которым было разрешено приносить в свои семьи излишки
плодов, оставшиеся от жертвы богу Плодородия. Это было самым
желанным развитием событий для жителей посёлка.
Было гораздо хуже, когда самых красивых, тщательно отобранных
девочек лет семи-восьми, погрузив на чёрную повозку, увозили в
монастырь Чёрных сестёр на гору Печали: больше их никто не видел.
От малышек не было вестей, никто больше не знал об их участи,
предполагая, что в том Святилище дочерям крестьян жрицами не быть,
а это значит, что они просто становятся прислугой, а ещё хуже -
садовницами знаменитого чёрного розария! Чтобы не допустить такой
участи, некоторые матери намеренно портили девочкам лица, и тогда
их не забирали в монастырь, но и в храм бога Плодородия не
принимали. Несчастные крестьянки делали тяжёлый выбор: потерять раз
и навсегда ребёнка или повесить на семью ещё один голодный рот и
содержать его до конца дней!
