Люблю блошиные рынки, барахолки, стихийные развалы вдоль дороги, где можно найти как совершеннейший мусор, явно вынутый из близлежащей помойки (продавцов подобного шлака со свалки так и называют – «помоечники»), так и шикарную антикварную редкость, рассчитанную на настоящего ценителя. Практически никогда не ухожу оттуда с пустыми руками, хоть мелочь, да появится у меня. Не куплю, так сворую. Да, именно так.
Многие брезгуют барахолками, считая их бедными и убогими для бедных и убогих. Пусть так. Пусть думают, нам же больше достанется.
Тех, кто продает свое от безысходности, или ценителей, которые не всякому продадут, а только тому, кто приглянется, – таких я научился распознавать с ходу, – не трогаю, пощипываю откровенных барыг или равнодушных. Осторожничаю с постоянными продавцами, раскован с залетными и новичками.
И если кто из продавцов симпатию вызовет чисто по-человечески, то нарочно могу ему подсобить. Есть такое негласное правило – кто первый приценился, тот и приоритетное право имеет, и цену уже не собьешь. Вот я и хватаю нарочно перед носом какого-нибудь зарвавшегося хама, который считает, что своей покупкой делает одолжение всему миру, приглянувшуюся ему вещь и с ходу повышаю цену. Потом, правда, долгое время выдерживаю, чтобы лоточник меня подзабыл, даже вдоль этого ряда не хожу или вообще откладываю поездку в это место на несколько месяцев.
И все же не что попало хватаю. Должно отозваться, зацепить.
Я себя не оправдываю, вовсе нет. Факт остается фактом – кто хоть раз украл, тот вор, и все тут. А я тырил неоднократно. Но всегда по мелочи, не зарывался.
Не знаю, что мной двигало. Я не параноик, не состою в какой-нибудь шайке. Но вот так вот…
Со временем некоторые лоточники начинали меня узнавать, хотя я принимал меры предосторожности, насколько это возможно: одевался неприметно, всегда пристраивался рядом с кем-то, будто бы не в одиночестве, а в компании. Блошиных рынков много, никогда не ездил на одну и ту же блошку несколько раз подряд, чередовал. Каждый раз представлялся другим именем, если вдруг спрашивали.
Кстати, всегда можно прикинуться киношником – для реквизита к фильмам скупается даже самая невероятная дрянь, которую продавец давно отчаялся сбыть. Правда, киношники особо не торгуются.
Но все равно продавцы-то обычно всегда одни и те же на том же месте. Приходят в любое время года, из сезона в сезон, часам к шести утра раскладывать свой товар: для кого-то – ненужный хлам, а для кого-то – желанная мечта. Знают друг друга, ревниво следят за успехами.
Покупателям лучше подгребать в первой половине дня, когда торговля в разгаре и все лоточники на местах. Совсем рано утром рыскают перекупщики и торговцы антиквариатом – чтобы их не опередили. Под вечер, часам к пяти-шести, приходят любители получить большую скидку, особенно если непогода и холодно. Легко определить постоянных покупателей и коллекционеров – этих тоже в лицо узнаёшь, и они друг друга знают.
Блошиный рынок, по сути, огромная сокровищница, где среди всякой всячины зарыт настоящий клад, только ты пока сам не знаешь какой. Я сначала и воспринимал это как охоту за сокровищами, как игру.
Но это, конечно, была никакая не игра.