Я лежала на столе в форме креста. С
крепко-накрепко привязанными руками. Хотелось бы сказать, что
думала о хорошем. Но на самом деле я уже почти ни о чем не думала.
Валялась в полузабытье, хоть и под всего лишь спинальной
анестезией. Я не ела, не пила и не спала больше, чем двое
суток.
«Не может быть, - несколько часов
назад уверенно сказала мне соседка по родзалу, случайно
наткнувшаяся на меня в душевой кабинке в общем, настежь раскрытом
санузле. – Больше суток тут никого не держат».
Да, я тоже так думала. В
понедельник. А сегодня уже среда. Кажется. Или четверг? Последние
дни как в тумане. Помню, как во вторник утром, на осмотре, врач
сказала, что раскрытия еще нет. Предложила дедовский метод: клизму.
За ночь, проведенную верхом на фитболе в компании со схватками и
тихо постанывающими соседками по палате, я успела избавиться от
стеснительности и согласилась: что угодно, только пусть все это
скорее закончится. Меня спустили на лифте вниз, провели процедуру и
деликатно оставили наедине с унитазом. Ненадолго «дедовский метод»
действительно помог: вслед за спазмами пищеварительной системы
схватки тоже решили пойти в атаку. Жесть. Другого слова не
подберешь.
Выползла из санузла я едва ли не на
четвереньках, дрожащими пальцами цепляясь за косяк. Думала, сдохну
прямо там, недалеко от приемной, где томилась новоприбывшая
парочка: молоденькая девчонка и ее парень. Оба были уже в
халатиках: она – в домашнем, он – в одноразовом медицинском.
Партнерские роды, все ясно. А мой партнер, наверное, уже
кувыркается где-то со своей блондинистой пассией. Сволочь.
Спустя некоторое время выяснилось,
что и «дедовский метод» не помог. Схватки продолжали идти, а
раскрытия не было.
- Ну что ж. Придется отправить тебя
наверх, - сказала врач на очередном осмотре, продолжая ощупывать
меня изнутри в надежде пусть и не найти окошечко, так хоть
растревожить непослушную мышцу.
После осмотров боль всегда
усиливалась, и, подписывая документы, я настолько ничего не
соображала от боли, что даже не поняла, куда и зачем меня
переводят. Они врачи, им виднее.
- Долго мне еще? – спросила я
акушерку, стараясь не орать, пока мы ехали в лифте.
- Долго, Катенька, долго, - ответила
мне девушка на вид еще младше меня. – Ты пока не рожаешь. Это все
ложные схватки. Мы тебя сейчас в патологию переведем. Там тихо,
спокойно. Отдохнешь, выспишься. А наутро, глядишь, и раскрытие
будет.
«Ложные схватки»? Вы что, шутите? И
это вот все было ложными схватками? Да я уже пописать не могу без
катетера – боль невыносимая! А спина во время схваток болит так,
будто мне в поясницу цистерна с горящим бензином давит, причем
острым краем. Все десять из десяти, разве может быть что-то
сильнее?
Но я послушно поднялась на другой
этаж. Что еще оставалось делать? Не требовать же кесарева, устроив
позорнейшую истерику в кабинете главврача.
Зря не устроила. На втором этаже
меня ждали самые долгие и мучительные сутки в моей жизни. Я бродила
по коридорам, как стонущий призрак, распугивая беременных на
сохранении своим бледным, искаженным от попыток молчать лицом. И
какой идиот придумал переводить рожениц в патологию? После меня
девчонки наверняка в голос будут клянчить эпидуралку, когда придет
время. Я бы, конечно, спряталась в палате, но со мной вместе лежала
еще одна «недородившая». Она дремала, временами едва слышно
постанывая, и я не хотела ее тревожить. Ходила из угла в угол мимо
доброй и отзывчивой, но совершенно бесполезной в моём случае
дежурной акушерки.
Порой я запиралась в душевой (слава богу, хоть здесь были
задвижки!) и подолгу стояла под горячей водой. Это было
единственным средством, которое хоть немного помогало. Но стоило
сделать шаг наружу, как все начиналось сначала. А к ночи вода
перестала быть горячей. Помыться можно было, но боль она уже не
облегчала. И всю оставшуюся ночь я провела, сидя на диванчике возле
поста акушерки (или подлетая над ним). Добрая женщина покорно
помогала мне пережить ночь, хоть это и не входило в ее обязанности.
Учила меня дышать, отвлекала разговорами. А когда было совсем
невмоготу, и я лезла на декоративную пальму, одиноко стоящую в углу
и материла ЕГО, вежливо делала вид, что ничего не замечает.
