Инга
Дрожащими руками я взяла бумаги, которые шлепнул передо мной Тимур.
— Что это? Тим?..
— Заявление в суд, — он пожал обтянутыми голубой рубашкой плечами. Эту самую рубашку полгода назад я помогала ему выбирать в Hugo Boss. Не то чтобы я разбиралась в брендах, но она села на Тима прекрасно, и цвет шел к его синим глазам. Я тогда уговорила его купить эту рубашку, и она стала его любимой. Хотя вообще-то в тот день мы ездили покупать вещи для ещё не родившейся Ириши. Боже, что за мысли лезут мне в голову? — Я с тобой развожусь.
Что?..
Как это? О чем он вообще?
Мне показалось, у меня мир из-под ног ушел. Голова в момент стала как ватная, заявление выпало из моих ослабевших пальцев обратно на стол. Я смотрела на Тима, на его серьезное лицо, на образовавшуюся жесткую складку у губ, и мне всё думалось: он вот-вот рассмеется, скажет, что пошутил, что никакого развода не будет, что…
— Почему? — еле-еле смогла прошептать я. Тяжело ворочался во рту язык, не слушался. — Тим…
У нас же дочка. Я только месяц назад выписалась из роддома, она же кроха совсем! Я не верила. Да, Тим мог быть резок, он жёстко и безапелляционно указывал на мои недостатки, но никогда, ни в одном страшном сне я не могла представить, что он захочет со мной разойтись!
Пожалуйста, пусть это будет шутка…
— Потому что я тебя больше не люблю.
Его слова как обухом по голове ударили. В ушах зашумело, как от дождя в стекло. Как это — больше не любит?.. Я только недавно родила Иришу, Тим так радовался, он…
— Тим, но ты же был так рад Ирише, ты…
Я пыталась сказать что-то ещё, но слов не оставалось. Вспоминая его лицо, когда он увидел дочку, я вдруг вспомнила, что о моем-то самочувствии Тим тогда не спросил. Я списала на излишнюю радость отцовства, но что, если ему было плевать?..
Что, если он уже тогда задумал… задумал…
Слово «развод» я даже мысленно произнести не могла. Оно тупо застревало в голове, на языке, как заноза.
— А ты с любовью к дочке любовь к тебе не путай, — Тим хмыкнул. — Ириша — это Ириша, моя плоть и кровь, но это не значит, что я и тебя буду любить всю жизнь.
Мне хотелось заплакать, но глаза почему-то оставались сухими. Горло будто сжало огромной тяжелой ладонью, не вдохнуть — не выдохнуть. Буквы заявления о разводе расплывались у меня перед глазами; лицо Тимура уплывало куда-то вдаль, вместе с комнатой, а потом я ухнула в темноту.
Ян Золотарёв
Возвращаться в Россию я не хотел.
Брайтонский музыкальный колледж современной музыки нравился мне. Да я даже от Лондона, где и находился филиал этого колледжа, тащился, пусть он теперь и был полон мигрантов и всяческих фриков! Я бы зуб поставил, что я для них тоже выглядел вполне себе русским фриком, который делает вид, что умеет писать музло и лабать на гитарке. Ну и да, мечтает, что будет как «Битлз» или Queen, почему бы и да? Или его единственным заработком станут корпоративы, когда поджав хвост, русский фрик отползет к себе домой.
Доказать всем, что я могу, было для меня делом чести; как в восемнадцать лет, когда я заполнил специальную онлайн-форму для поступающих и отправил её с сайта, не особо надеясь на удачу, так и сейчас, когда диплом колледжа был почти у меня в кармане.
Почти, блин!
Я поступил не без труда, но мои записи, сделанные у брата на студии, понравились им, и, да, я уехал в Лондон. От семьи, от всего, что так меня в моей родне бесило, и от самого себя. Четыре года я отучился среди британцев; познакомился с кучей народа из британской музыкальной индустрии — к нам на мастер-классы приходили даже Джимми Пейдж и Луи Томлинсон из того самого тупого бойз-бэнда. Четыре года я надеялся, что смогу зацепиться здесь.
