Моему сыну, который любит сказки и не любит спать.
Моей жене, которая любит и не любит всё то же, но наоборот.
Вечнозелёный Южный Лес был огромен. Он простирался от широкой реки на юге до Великой Горы и водопада под названием Медвежья Пасть на севере. Зима никогда не забиралась в этот край, что, безусловно, не могло не радовать многочисленных его обитателей.
К слову сказать, все звери и птицы в лесу очень любили и гордились своим общим домом. Никому и в голову не могло прийти, что можно жить где-нибудь ещё. Возможно, именно поэтому никто и никогда не покидал пределы Южного Леса. Чужаки также не жаловали эти места своим появлением. Поэтому жизнь в лесу текла спокойно и размеренно, и лишь мелкие дрязги, сплетни да споры изредка нарушали его тишину.
Так продолжалось очень долго, пока однажды в земли, что были за Горой, а затем и в сам Южный Лес не пришла война. Орды белых хищников с севера расширяли свои владения. Походившие чем-то на медведей, они всё же были куда больше и сильнее своих бурых сородичей. Никто и никогда прежде не видел здесь белых зверей. Оттого их сразу прозвали «чудовищами».
Испуганным до смерти лесным обитателям ничего не оставалось, кроме как всем вместе встать на защиту своего дома от страшного, доселе неведомого врага. Каким чудом им удалось победить – трудно сказать. Но всё же белый вожак был повержен, а оставшиеся чудовища бежали. Война завершилась. Однако, ещё долго не умолкали разговоры о ней, ещё долго оплакивали погибших.
Тем не менее, спустя какое-то время жизнь Южного Леса вошла в прежнее русло и вновь стала тихой и размеренной, какой и была прежде.
День только начинался, и первые лучи солнца едва касались макушек деревьев. Пробиваясь сквозь листву, они падали вниз на ярко-зелёную траву, поблёскивая и отражаясь от капель утренней росы. Ночная жизнь Южного Леса заканчивалась, и многочисленные его обитатели уходили и уползали в свои норы, позволяя прийти на смену своим дневным собратьям. В те недолгие мгновения перехода от ночи к утру всё замирало, словно давая всем маленькую передышку. А когда первые трели жаворонков возвещали о начале нового дня, лес снова оживал.
Вокруг пахло мокрой травой и цветущей земляникой. Солнце, большим ярким шаром, то и дело выглядывая из-за облаков, медленно катилось вверх по голубому небу, уходя всё выше от горизонта.
Наконец его лучи перевалили через край небольшого холма и осветили логово старой медведицы, жившей у самого его подножия. Вход в её берлогу обхватывали толстые корни столетнего кедра – а точнее, того, что от него осталось. Около десяти лет назад молния угодила прямо в ствол этого могучего дерева, и крепкий кедр рухнул с вершины холма прямо к его подножию, словно срезанная острым когтем веточка. А на его месте остались лишь обугленный пень да корни, уходившие глубоко под землю.
Старую медведицу звали О́рла. Она жила здесь вот уже много лет – с тех самых пор, как погиб её единственный сын. Орла была очень ворчлива и постоянно находилась в плохом настроении. Во всём лесу не сыскать было зверя, который видел её улыбающейся. Она не любила своих сородичей и никогда не испытывала сожаления о том, что ушла из Дубовой Рощи, где жили почти все бурые медведи Южного Леса, поселившись под холмом на восточной окраине. С того самого момента, как погиб Ариа́н (так звали её сына), жизнь старой медведицы перестала иметь какой-либо смысл. Она не могла видеть, как другие медведи играют со своими детьми, как счастливы они в окружении своих больших семей. Медведица ненавидела их просто за то, что они живы, в то время как её сына больше нет. Она винила в своём горе абсолютно всех – весь мир, который предательски не рухнул после смерти её единственного детёныша.
