– Во поле берёзонька стояла… Выпила сто грамм и упала… – вопили
мы с Анькой в три часа ночи на лавочке во дворе, окружённом
многоэтажками.
Из одного из окон, кажется, на восьмом этаже, высунулся
бородатый мужик и заорал:
– А ну, заткнитесь, курицы! Я сейчас на вас ментов вызову!
Анька всегда была самой боевой из нашей троицы. Хотя, можно
сказать, уже дуэта, потому что Элька на днях родила тройню и
временно выбыла из наших рядов.
– Сам заткнись! – подскочила подруга моя верная, Джим Бимом
подстёгнутая. – Не видишь, что ли, у нас тут поминки!
Мужик явно смутился, но отступать тоже не хотел:
– Так идите поминать в другое место! Задницы свои тут
отморозите!
И только последние его слова возымели действие. Анька придирчиво
оглядела заледеневшую скамейку, мой особо красный в свете фонаря
нос и пар, идущий от нас.
– Убедил, чертяка языкастый! – набрав побольше воздуха в лёгкие,
крикнула моя подруга, а потом повернулась ко мне и скомандовала: –
Валим.
Хихикая, мы скрылись с места своего небольшого дебоша. И видимо,
вовремя, потому что только мы покинули двор, как туда ворвались
сразу три машины с мигалками. Похоже, кто-то решил обойтись без
предупредительного выстрела.
– Ань, – позвала я подругу, когда мы выбрались на проспект. К
счастью, в это время и в этот лютый мороз ни прохожих, ни
защитников правопорядка мы на своём пути не встретили. – Ты про
какие поминки говорила? Кто умер-то?
– Как кто? – Анькины брови поползли вверх и спрятались под
красной шапочкой. Я вязала, между прочим. – Мечты твои о счастливой
замужней жизни.
– У-у-у-у!.. – заголосила я на всю улицу.
– Не реви! Найдёшь ещё себе нормального мужика!
– Да где ж я его найду?! – всхлипнула я, а Мороз Иванович с
радостью и прытью превратил мои слёзы в ледяные кристаллики. – Я ж
бракованная!
– Лилька, я тебе сейчас дам бракованную! Это они
бракованные!
– У-у-у!..
Забраковала меня моя несостоявшаяся свекровь как
«неблагонадёжный элемент» для приличного общества. Она, видите ли,
тридцать лет растила сынулечку не для таких, как я. Дочь алкоголика
не должна разбавлять своими дрянными генами благородное семейство
Пузиковых. А ничего, что я папу вообще не знаю, а тот человек, что
меня «воспитывал», был всего-навсего отчимом? Собственно, не был, а
есть, но сути это не меняло. Мама моя, правда, сбежала, когда мне
было четыре годика, но спиртное она на дух не переносила.
Зато у меня была чудесная бабушка! Именно она научила меня вести
хозяйство, готовить из ничего, да так, что пальчики не просто
оближешь, но и покусаешь! И, конечно же, не чураться тяжёлой и
грязной работы. А самое главное, именно она научила меня радоваться
простым вещам и с улыбкой встречать каждый новый день.
И всё равно Эльвира Дормидонтовна с ходу определила, что я не
подхожу её Арсюше, и тот как послушный мальчик попросил вернуть ему
помолвочное кольцо. Под строгим взглядом мамочки. Анька сказала,
что я должна была бросить ему несчастный кусочек белого золота в
лицо, а Даздраперму, как назвала её подруга любимая моя, послать
далеко и надолго вместе с её кровиночкой. Я же тогда настолько
обомлела, что просто молча положила колечко в протянутую ладонь
Сени, взяла свою сумочку и вышла из их трёхкомнатных хором.
Конечно, я ж ради квартиры и прописки замуж собралась! Так эта коза
ещё и громким шёпотом уговаривала своего крохотулечку, чтоб не
расстраивался, мол, зачем ему такая старуха далась. Мне двадцать
пять, ау!
Да чтоб их всех… Стоп. Бабушка строго-настрого наказывала никого
не проклинать и зла никому не желать. И я так всегда и старалась.
Это тут что-то накатило.
– Ладно, Лилька! Пошли по домам, а то мы и правда ж… что-нибудь
себе отморозим.
