Аня Воронцова
Город впился в меня ржавыми гвоздями. До сих пор перед глазами двор, заваленный битым кирпичом, и стая тощих ворон, дерущихся за пакет из местного супермаркета.
Мама сказала, что здесь «тихо» – это её код для «теперь ты под присмотром». После того как я заставила её краснеть перед всем районом, сбежав с Сашей…
Нет, лучше не вспоминать.
Саша теперь где-то в Питере целует другую в шею, а я – в городе, которого сходу не укажешь на карте.
Коридор блестел навязчивым лоском, словно его только что вылизали наждачной бумагой. Завуч, женщина с губами, подведёнными в ниточку, вела меня мимо стен, от которых слепило глаза.
– Ваша мама вложила в этот колледж душу, – сказала она, и я едва не фыркнула. Душа мамы давно хранилась в её крокодиловой сумке вместе с планами по благоустройству города. Для нее это была новая жизнь, а для меня – первая ступенька в ад.
– Я очень надеюсь, что вам понравится у нас обучаться, – завуч так и выпрыгивала из юбки, лишь бы угодить мне. Пришлось натянуть улыбку и сделать вид, что я благодарна незнакомой тётеньке, которая вот-вот начнёт стелить передо мной красную дорожку. Но на самом деле, я чувствовала отвращение.
Дверь в класс открылась с визгом, будто класс сопротивлялся моему появлению. Все пялились на меня, будто бы я экспонат. Кто-то уже перешептывался, кто-то смотрел, не открывая глаз. И во всей этой серой картине был лишь один единственный человек, который привлек мое внимание.
Он.
– Анна Воронцова, – представила завуч, словно зачитывая приговор. – Новенькая в вашем классе. Она дочь нового мэра нашего города, благодаря чьей щедрой помощи наш колледж была отреставрирована и капитально отремонтирована за лето!
– О, мэрская дочка! – кто-то свистнул с задней парты. – Чего, в нашей халупе не хватает люстр?
Класс захихикал. Завуч сделала вид, что не слышит. Учительница физики, с лицом, будто вырубленным из известняка, тычет указкой в свободную парту у окна.
– Надеюсь, у тебя хорошее зрение? Я только пересадила всех, не хочется этим заниматься, – с виноватым видом прохрипела завуч. Я просто кивнула, мол: всё хорошо. – Садись к Воронову Максиму.
Углубленной программы, которую я проходила в прошлом колледже, здесь не преподают, поэтому какая разница, на какой парте я буду сидеть, если уже знаю на целую четверть вперед?
Парта у окна. Слева – заляпанное стекло, справа – он.
Максим.
Кожаная куртка, растрёпанные чёрные волосы. Он сидел, развалившись, ноги на столе, взгляд – будто высечен из льда.
Он не смотрит на меня, рисуя что-то перочинным карманным ножом на новой парте.
Учительница физики, не оборачиваясь, бросает:
– Воронов, убери ноги со стола!
Сажусь рядом, сбрасывая портфель с плеча. Парень медленно опускает ноги на пол, пока я достаю учебник и тетрадку.
От Макса пахнет дымом и металлом.
Он наконец поворачивает голову. Глаза – серые, как дождь за окном, с жёлтым бликом от лампы и царапина на подбородке.
– Значит, Воронцова?
Бархатистый голос с небольшой хрипотцой вонзился иглой в висок.
– Ну что, московская, – он кладёт нож на парту, лезвием ко мне. – За что тебя сослали в нашу помойку? Украла короны с Кремля?
Класс загрохотал. Я вонзила ручку в бумагу, выведя дату с таким нажимом, что чернила просочились на следующую страницу.
– Угу, – кивнула, рисуя на полях змею с маминым лицом. – Взорвала мавзолей. А тебя за что? Завалил ЕГЭ по человечности?
Класс вновь захихикал. Марк прищурился, потом неожиданно усмехнулся:
– О, колючая, – он наклонился так близко, что я разглядела потёртую цепь на его шее. – Давай договоримся: ты расскажешь, зачем перевелась сюда, а я не буду сводить тебя с ума.
Сердце забилось в такт дождю за окном. Его взгляд скользнул по моим рукам – они дрожали, выдавая страх, который я прятала под слоем сарказма. В этом парне была опасность, которая манила, как обрыв у дороги: хочется заглянуть в бездну, зная, что упадешь.
