Аника Лиин
Бунтарка в академии
я все равно сбегу
Быть гибким, но при этом не прогнуться, —
Не так-то просто и не всем дано.
Быть стойким, не сломаться, не споткнуться…
Не быть с толпой безумной заодно —
Глава 1
Элаиза Леорская
‒ Отец, я не поеду, ты слышишь? Не по-е-ду! Я лучше в деревню
сбегу, с бродячим цирком уеду, слышишь, но ни за что на свете не
поеду в эту гребанную академию! Ты же знаешь, меня выпрут оттуда
уже через неделю, максимум через месяц. Отец одумайся, сколько
можно мучить меня и себя, это моё пятнадцатое поступление, меня уже
ни в одну академию не берут, зачем ты опять меня туда пытаешься
отдать? Чего ты хочешь добиться, скажи? Я ведь не стану как все, ты
знаешь это, не стану леди, не полюблю эти слои воздушных тряпок,
бррр.
Меня всё это только раздражает. Отец, я ведь твоя копия, твоя
дочь, посмотри на меня.
‒ Элаиза хватит, вопрос уже решен, если ты не изменишься, я лишу
тебя наследства. Это последняя попытка, иначе, ты сама за себя, ‒
он отвернулся, показывая своим видом, что разговор окончен.
Значит так? Ну, папочка, хорошо, еще посмотрим, кто кого, только не
забывай, что я это ты, твоя уменьшенная копия. Лучше сдохнуть, чем
быть чьей-то марионеткой. До скорой встречи, папуля.
Выходя из отцовского замка, я была зла, нет не так, я была
чертовски зла. Я отлично владею любым оружием: луком, мечом,
секирой, но лучше всего с луком, меч тяжёлый не рассчитан на
женскую руку, но выпускать пар лучше колюще-режущими предметами.
Поэтом, дойдя до его любимого полигона, достала меч. Подошла к
манекенам и стала со всей яростью их кромсать удар за ударом,
уничтожая цель за целью и сбрасывая напряжение. Три часа спустя на
полигоне валялось сорок сломанных манекенов. О-о-о, он будет
доволен, их же, как твердил изготовитель: «невозможно сломать», а
вот хренушки, доча может всё. Черт, опять завожусь.
Бросив меч рядом с остатками манекенов, развернулась, и потопала на
выход.
Добравшись до дома на лошади, разделась, отдала распоряжения
насчёт моей коняшки, ванны и еды, отправилась в комнату. Зайдя,
была приятно удивлена, распоряжение насчёт ванны было лишним, уже
всё успели починить. Дело в том, что я живу не с отцом, не
могу ужиться рядом с ним, меня бесит он, все эти подпевалы,
сидящие за столом, этот мнимый лоск, что они выставляют напоказ,
просто невыносим раздражает. Ненавижу балы, маскарады, терпеть не
могу платья, а ещё самое главное, все эти манеры, расшаркивания,
поцелуйте мне ручку, улыбнитесь, поклонитесь, как же меня всё это
бесит! Физически не могу сидеть и заниматься женскими штучками,
вышивать, рисовать, петь, блииин, как вспомню, как меня всему этому
учили, так в дрожь бросает. За тот период сменилось пятьдесят
учителей, в это сложно поверить, но это правда. Преподу по танцам я
сломала руку, мне показалось, что он со мной заигрывал, а оказалось
это такой элемент танца, но честно мне не жаль. У учительницы по
этикету, первой из двадцати последующих, кстати она дольше всех
держалась, случился приступ, померла, лекарь не смог ее спасти, тут
я ей совсем немного помогла, сердечко у старушки было слабое, вот и
не выдержало общения с такой «невоспитанной» мной. Следующие
случайно падали, травились, не выдерживали психологического
давления и бежали, некоторые были скомпрометированы, позор им,
позор. Я делала все, абсолютно все, что бы от меня
отстали.
Нет, может быть я бы выучила всю эту лабуду, что от меня
требовали, но нет же, они хотели не просто выучить меня, они хотели
сломать во мне личность: на лошади ездить нельзя, сражаться на
мечах нельзя, лук нельзя, на кухню готовить, ваша милость, как же
ваши ручки не в коем случае. Своей опекой, манерами, они
перекрывали мне кислород не понимая, что я задыхаюсь без свободы.
Что я не могу без своей вороной самой быстрой лошадки. Скачка
наполняет меня жизнью, дает чувство свободы, от полётов при прыжках
перехватывает дух, от адреналина в крови мне легче дышать и хочется
кричать как в детстве от восторга.
