Бывшие. Верни любовь! И кота не забудь

Сегодня двадцатое декабря. Вот и Новый Год на носу. Москву засыпало снегом. Дороги забиты машинами. Приходится выбирать — весело грести снег и идти пешком час до дома, или медленно стоять в автобусе. Час. Когда я ощутила запах перегара от мужика, стоящего в автобусе рядом со мной, выбор стал еще более очевидным. И неважно, что сегодня среда. И почти двенадцать дня.

Расклад вообще не в мою пользу. У нашего театра проломило крышу от снега. И весь наш оркестр отправили по домам. Потому что функционировал только малый зал, а репетиция актеров куда важнее, чем никому не нужный классический концерт оркестра. Ну, да, не симфонический, но мы же стараемся и даже иногда спектакли озвучиваем. Впрочем, моему роялю досталось больше всего — крыша вместе со снегом попала прямо на него, и будь я в это время на репетиции, то пострадала бы не меньше своего Зигизмунда — так я зову этого старого доходягу. На новый Стейнвей денег нет, только если наш театр обменяет себя вместе с землей и персоналом на него.

Грустно. Мне двадцать восемь лет, двадцать из которых я посвятила классической музыке и клавишам. А результат? Крыша на рояле, или крышка роялю. Или мне. Потому что… что вот теперь делать?

После очередного выдоха перегаром, я принимаю окончательное решение идти пешком. Выскакиваю на первой же остановке, утопая в снегу почти по половину икры. Как там этот циклон назвали? Ваня? Вань, ну ты даёшь!

Ване, который циклон, вообще пофиг, а мне вот не очень, конечно. Мои полусапожки не выдерживают напора стихии, но я с трудом пробираюсь вперёд. И очень скоро обгоняю автобус, в котором ехала, точнее стояла. Правда, и на снеговика становлюсь похожей тоже очень скоро. Когда же добираюсь до дома — здрасьте, Снегурочка! Но какая там Снегурочка, Насть? Давно уже не очень снегурочка, а сейчас завалилась в лифт и с грязнючего зеркала, которое, кажется, кто-то облызывал, фе, но на меня взирает настоящая снежная баба. Пора что-то менять, говорит мне она, но… я вздыхаю, выхожу на этаже, стряхиваю с себя снег и заваливаюсь в квартиру.

Первое, что меня насторожило это то, что кот меня не встретил. Кактус очень трепетный питомец, радуется мне, когда я прихожу, трётся о ноги и, главное, всегда точно знает, что я вот-вот приду. А тут — нет. Странно. Слишком рано пришла?

Но нет, слышу скребыхание на отчего-то закрытой кухне. Снимаю сапоги. Иду туда, открываю дверь и вот он мой красавец. Только вот он не спешит ко мне в объятия, он пролетает мимо и влетает в… только замечаю, что на полу в прихожей валяются чьи-то моднючие сапоги из красной крокодиловой кожи. Постойте. Что происходит?

И в самом деле…

— Кактус? — не успеваю ничего сделать, как мой рыжий меховой любимец породы британца, скрещенного с абиссинской породой, пару раз обернувшись вокруг своей оси, пристраивается к этим самым сапогам и дует туда с таким вожделенным видом, что я не сдерживаюсь, — ооооох, — произношу в изумлении, а мне вторит из комнаты совершенно отчаянный вопль.

А?

Я не знаю кого хватать и куда бежать — Кактус радостно устраивается во второй сапог, а я всё же делаю шаг от него в комнату и…

Никогда простите не подумала бы, что увижу подобную камасутру в реальности. Но вот вижу. В исполнении своего любимого мужа Лаврентия и какой-то невозможно брюнетистой брюнетки. Такой всей из себя — ну, я конечно не худышка из себя, у меня есть за что подержаться, но тут Богиня плодородия как есть. И мой муж весь в ней. Восторженно трудится, выбивая почти идеальные на мой музыкальный слух звуки.

— Лаврууууууша! — воет богиня идеальным сопрано, — дааааааа!

— Неееет, — выдаю я.

Но меня как-то никто и не слышит. И я, как в дурацком фильме, стою и смотрю на эту картину маслом, понимаю, что значит жду, когда муж мой любимый трудиться перестанет и внимание на меня обратит.