Говорят, возвращаться – плохая примета, но хуже, чем есть
сейчас, уже не будет. Я сделала глубокий вдох и повернула ключ в
замке.
Прошлое дохнуло на меня тёплым, затхлым воздухом давно
непроветриваемой квартиры, запахом пыли и залежавшихся вещей.
Знакомо скрипнули расшатавшиеся дощечки старого паркета на
пороге.
Я перетащила чемодан через порог, захлопнула за собой входную
дверь и огляделась вокруг. Ну здравствуй, дом, милый дом. Я не была
здесь целых восемь долгих лет.
В уголках глаз защипало от навернувшихся слёз, но я, шмыгнув
носом, решительно сморгнула их. Пока не время. Начинать страдать и
мучиться угрызениями совести буду позже. А сейчас душ, постель и
сон. Смыть с себя боль и обиду, сладковатый, трупный запах
предательства, преследовавший меня последние несколько часов, пот
трусливого побега, мерзкое, липкое ощущение обмана.
Оставила чемодан в прихожей и прошла по комнатам. Запущено,
пыльно, одиноко. В груди, свернувшись мокрым замёрзшим псом,
тоскливо скулил стыд.
Я не приехала даже на похороны Льва Николаевича. А дед Лев любил
меня. Относился как к собственному ребёнку. Заботился, переживал,
поддерживал во всём. Даже свою прекрасную квартиру в центре Москвы
оставил мне. Грустно посмеялся тогда: "Пригодится, Варвара. Жизнь –
штука непредсказуемая". Как же ты был прав, дед Лев!
Пригодилась.
Когда-то я убегала отсюда, чтобы спрятаться, зализать душевные
раны от предательства любимого человека, начать новую жизнь. Сейчас
прибежала сюда с той же целью.
Я вернулась, чтобы снова начать свою жизнь с нуля. Ну нет, не
совсем с нуля, теперь за моими плечами был целый багаж ошибок,
висящая на ногах пудовая гиря недоверия и разочарования, но был ещё
и тёплый лучик счастья, заключённый в хрустальном шаре любви и не
дающий опустить руки.
Достала из сумочки телефон и, наконец, включила его. Не обращая
внимание на посыпавшиеся сообщения, набрала номер, который помнила
наизусть. Один короткий вызов и мне сразу ответили. Ждали,
беспокоились.
– Варя. Ты долетела?
– Мамуль, я дома.
На том конце облегчённо вздохнули.
– Ну и слава богу. С возвращением, дочка! – мамин голос
повеселел. – Как добралась? Ты скоро к нам? Мы с отцом ужасно
соскучились.
Псков от Москвы не так далеко, как от Копенгагена. Хоть каждые
выходные мотайся. И я, конечно, поеду в ближайшие дни. Но не
сейчас.
– Я приеду, мам. Немного освоюсь здесь и сразу приеду.
Сказать, что я тоже соскучилась – ничего не сказать. Мы не
виделись почти год. Но сейчас мне нужно было немного времени, чтобы
прийти в себя. Не хотела, чтобы родители видели меня такой.
Раздавленной и несчастной.
– Магнус звонил. – мама тревожно задышала в трубку.
– Что ты ему сказала? – имя моего, теперь уже бывшего, жениха
отозвалось болезненным толчком в груди.
– Как и договаривались, Варь. Ничего не знаю, не ведаю. – в
голосе мамы проскользнуло недовольство и грусть. Врать она не
любила, да и не умела. Но чего не сделаешь ради единственной
деточки. – Что же теперь будет, дочь?
– Будем жить, мамуль. Возможно, вернусь в Россию
окончательно.
– Ох, Варя...
– Всё будет хорошо, родная.
Причины моего скоропалительного побега из Дании родители не
знали. Я позвонила им уже из аэропорта и огорошила, что свадьбы не
будет, а я возвращаюсь в Москву. В подробности вдаваться не стала.
Не телефонный разговор. Только предупредила, что если будет звонить
и искать Магнус, ничего не говорили ему. Не сообщали, где я. Мне
нужно побыть одной.
Краткое инспектирование квартиры воодушевления не прибавило. За
годы, что она стояла закрытой, в комнатах скопилась пыль, тяжёлый
запах запущения щекотал и раздражал нос. Хотелось чихать и
плакать.
С трудом открыла старые рассохшиеся рамы, запуская в комнаты
апрельскую свежесть. Уборкой займусь позже. Сейчас душ и сон.