Одну из этих историй я услышал непосредственно от человека, который съел феникса, несколько мне поведали люди, которые в разное время с ним разговаривали, остальные же широко известны всем, кто живет с ним бок о бок; и в целом эти истории как бы растворены в воздухе и висят над нашими полями и тропинками подобно знакомому нам туману, что встает над топями, ибо человек, съевший феникса, живет среди нас. Истории эти родились благодаря его влиянию, и именно его волшебное присутствие притягивает вещи странные и удивительные; вот почему я решил отдать должное человеку, съевшему феникса, поместив его изображение на обложке этой книги. Порой вы видите, как он – весьма аккуратно одетый (совсем не так он одевался раньше!) – проезжает мимо на своем велосипеде с сознанием того, что все, кто видит его сейчас, относятся к нему как к настоящему волшебнику.
А вот как это начиналось – начиналось много-много лет назад. Однажды ясным весенним утром лорд Монаган сказал своему управляющему:
– Говорил я тебе – следи за моим золотым фазаном, чтобы он не удрал!
– Но, милорд, – ответил управляющий О’Махоуни, – я следил за ним, и уж конечно, золотой фазан не улетел бы от меня.
– Как же вышло, что он пропал?
– Он ни за что не улетел бы от меня, – повторил О’Махоуни. – Должно быть, его украли цыгане. Этот фазан знал по именам всех моих детей и брал пищу у них из рук. Нет, сам он ни за что бы не покинул нас.
– Нужно было подрезать ему крылья, – сказал лорд Монаган.
– Подрезать крылья, вот как?! – воскликнул О’Махоуни. – Да если бы я подрезал ему крылья, ваш фазан мигом достался бы браконьерам, ибо не был бы в состоянии от них упорхнуть. Но никогда бы он не удрал от моих детей.
– Как бы там ни было, фазан исчез, – сказал лорд Монаган.
– И все же он никогда не удрал бы по собственному желанию, а вот цыган стало в последнее время в округе что-то слишком много. Впрочем, что пропало – то пропало; такова, стало быть, воля Божья, и прошлого не воротишь.
Тут лорд Монаган понял, что все его упреки, адресованные управляющему, будут и дальше парироваться с отменной ловкостью и интерпретироваться как выпады против Провидения, поэтому он ничего больше не сказал, внутренне примирившись с потерей золотого фазана. На самом деле эта великолепная птица, улетевшая от управляющего одним апрельским утром, находилась теперь на расстоянии восьми или девяти миль от усадьбы лорда Монагана. А другим ясным весенним утром золотого фазана увидел на краю Алленской трясины юный Микки Малинн.
Для человека, у которого не было ружья, Микки Малинн знал о птицах на удивление много: он знал, когда на болота прилетают белолобые гуси, на каком лугу кормятся гуси серые, знал, когда вернутся с далеких морских берегов гонимые штормом белощекие казарки, хотя в его представлениях они вылуплялись не из яиц, а из морских желудей, что во множестве липнут к прибрежным скалам. Микки знал даже, когда прилетают в леса вальдшнепы, хотя это знание и не имело для него почти никакой практической пользы, ибо леса хорошо охранялись; впрочем, на вершинах холмов встречались заросли утесника, куда вальдшнепы прилетали тоже, и Микки Малинн ухитрялся проведать об этом раньше других.