Пропащая девка – как иду мимо
соседок, так изо дня в день одно и то же слышу. Сидят по лавочкам
перед палисадником, сцеживают на старости лет словесный яд. Не
обратив внимания, здороваюсь и прохожу мимо. Не спорить же, в самом
деле. Что поделать, если других радостей у бабулек нет?
– А гонору-гонору.
– Помяни моё слово, месяца не
пройдёт, как в бордель продастся.
Пфф.
Да, у меня проблемы, очень серьёзные
проблемы. Могли бы… не помочь, нет, но хоть по-соседски добрым
словом поддержать, а им моё падение в радость, бесплатный цирк из
первого ряда.
Только не дождутся.
Я поправляю на плече ремешок
сползающей сумки, привычно взбегаю по ступенькам крыльца и утыкаюсь
в опечатанную дверь. Оп-па. К косяку пришпилено официальное
извещение. Ругнувшись и бессильно-зло сорвав документ, я быстро
пробегаю текст глазами, комкаю бумагу, но не выбрасываю, а прячу в
сумку и упираюсь в дверь лбом.
Ничего неожиданного, если честно,
уже дня два как должны были опечатать. Мы с папой живём в
двухэтажном деревянном доме, папа исхитрился сам в одиночку
сколотить. На первом этаже его контора, вот контору городские
власти и закрыли. Папа ведь… пропал. Океаническое судно, на котором
он возвращался со старого континента, затонуло, выживших нет, но я
не теряю надежду. Вдруг…? То, что контору опечатали, ожидаемо, но
от этого не легче, а проблемы и вовсе растут в геометрической
прогрессии.
Отлипнув от двери, я спускаюсь с
крыльца. Я привыкла заходить в дом через контору, но с сегодняшнего
дня придётся пользоваться чёрным ходом. Взметнувшийся ветер бросает
в лицо горсть песка. Я прикрываю глаза, но не останавливаюсь,
обхожу дом.
– Ба!
Слышу знакомый прокуренный бас и
вздрагиваю. Принесли демоны! У чёрного хода на уступке широко
расставив ноги сидит Калеб и слюнявит папироску. Некогда белая, а
теперь пожелтевшая, с разводами пота рубашка расхристана, штаны
закатаны по колено, на ногах красуются новые кожаные ботинки,
натянутые на пахучие рваные носки. При виде меня Калеб поднимается,
попироску сплёвывает в придорожную пыль и оскаливается:
– Что, закрыли твою нору,
мадемуазель Недотрога?
Папа у меня частный сыщик, а я
числилась при нём младшей помощницей, и даже в его отсутствие я
могла принимать клиентов. Ни во что серьёзное я, естественно, не
ввязывалась, но, например, проследить, не изменяет ли жене муж, мне
по силам. Теперь про и без того скудный приработок можно
забыть.
– И?
Найти подработку не так уж и сложно,
по деньгам выйдет меньше, зато платить будут стабильно, так что я
даже выиграю. С голода уж точно не помру. Но разве же дело в этом?
Папа, чтобы я выучилась в колледже влез в долги. Не сказать, что
большие, но дела у него последний год шли откровенно погано,
хороший заказ был всего один. Проценты капают, дом заложен и
теперь, когда контора официально опечатана, стоит мне пропустить
хоть один платёж, дом изымут, я вылечу на улицу.
Учитывая, что лицензию частного
сыщика мне никто не даст, перспективы у меня весьма туманные. А
чтобы лицензию всё-таки получить, нужно либо десять лет
стажироваться под началом другого следователя, как я числилась при
папе, у меня из нужных десяти лет аж неполные два года, либо
отучиться в академии, взяв минимальный набор профильных курсов.
Только вот учёба в академии стоит… в общем, дорого стоит.
И такой расклад с получением
лицензии на любую работу, не обязательно частного сыщика. Без
лицензии можно устроиться поломойкой, официанткой – словом, на
самую грязную работу и, что печальнее всего, малооплачиваемую.
Калеб щёлкает по стене,
усмехается:
– Может, правду говорят, в бордель
собралась продаться? Так там носом крутить не принято, любой гость
царь и бог.