Обезумевший ублюдок!
Когда в моей жизни встречались подобные “существа”, я всегда задавался вопросом: откуда у человека берётся мотивация для доведения себя до такого плачевного состояния? Что его толкает на столь отчаянный шаг?
Ведь он – этот обезумевший ублюдок – не из тех, кого слабые по духу люди подталкивают в спину. Нет… он точно не из тех. Скорее, он сам относится к тем, кто с удовольствием пнёт тебя в спину.
Но тогда что? Что вообще должно творится в больной голове, чтобы найти в себе силы кинуться в холодные объятия неизвестности и полностью лишить себя человечности?
Боль? Отчаяние? Быть может – страх? Нет, всё это для него пустяк, обыденные чувства, которые он научился заглушать в своей душе, как надоедливый зуд после укуса комара.
Власть… Да-да, точно-точно. Власть!
В который раз я убеждаюсь, что слабый разум, опьянённый властью, камнем летит в пропасть, на самое дно бесчеловечности. Туда, где животный мир берёт своё начало. Где инстинкт – твой верный друг и помощник.
Звериное безумие пропитало его заражённое тело, спрятавшееся под толстым слоем гнойного доспеха. Его рёв источал ненависть и злость, а выпученные лунные глаза были лишены какого-либо сострадания. Плевал он на всех. Возможно, сейчас он считает себя наивысшей точкой эволюции, быть может допускает мысль о бессмертной жизни, но в любом случае – обратить себя в то, что стояло у дверей здания “Швея” ничего общего с человеком не имело. Одни инстинкты. И лишь инстинкты разгоняли тембр его звериного вопля.
Он был ужасен и омерзителен, окружённый облаком жужжащих мух.
Изрытые глубокими трещинами две грудные пластины с каждым вздохом разъезжались друг от друга, оголяя тонкую полоску кожи, на которой в лунном свете тускло поблёскивал струящийся гной. Гной струился везде. Гной заливал всё его тело. Маслянистая плёнка укутывала огромное мускулистое чудище с ног до головы и стекала по доспеху тонкими струйками, на концах которых собирались жирные капли болотного цвета. Он напоминал только что вылупившуюся муху с неокрепшими крыльями, чьё хрупкое тельце уязвимо даже перед обжигающими лучами солнца. Густая белая грива, некогда служившая прекрасным дополнением к статному лицу, слезла, а сама голова превратилась в грубо отёсанный пень. Всё, что он себе оставил от человечности – висевший на его груди широкий кожаный ремень с подсумками.
Что он с собой сотворил? Где нашёл такие средства? Какие еще сюрпризы нас ожидают?
Занеся над головой уродливую секиру с двумя грубо срезанными лицами вместо стального лезвия, Борис стоял неподвижно и ревел. Ревел как бешеный зверь перед смертельной схваткой. И любой зверь знает: лучшая защита – это нападение.
– Пришло время умирать! – проревел Борис на всю улицу и кинулся на нас.
Массивное тело, закованное в латы из застывшего гноя, загрохотало по деревянным доскам. Тянущаяся к главным дверям “Швеи” лестница достигала высоты моей груди, и никто даже подумать не мог, что Борис сможет взмыть над нашими головами на добрый метр.
Он так яро оттолкнулся, что под его ногами полопались доски. Борис взлетел – и время словно остановилось. Вокруг всё замерло, и лишь адреналин продолжал упорно заливать мои жилы, вызывая в ушах неприятный звук шуршащего на ветру целлофана.
Секунда – столько понадобилось Борису, чтобы пролететь пару метров и глыбой обрушиться на сухую почву возле наших ног. На мгновение облако зернистой пыли превратилось в серебристый туман, скрывший Бориса с наших глаз.
Секунда.
До безумия бесконечной секунды хватило на то, чтобы я достал выращенный из чистой крови меч и крепко сжал свои закованные в кровавую корку ладони на рукояти из оторванной по локоть руки “кровокожа”. Секунды вполне хватило, чтобы Осси выхватила из колчана стрелу и натянула тетиву. Этой секунды было достаточно, чтобы Дрюня вскинул свой уродливый клинок и кинулся к подножью лестницы, где в туже секунду принял ошеломительный удар двуликой секиры.
