В большой комнате, обитой темно-синим штофом, перед высоким объемным камином из серанколенского мрамора, белого с розовыми пятнами, на неудобном стуле с прямоугольной прямой спинкой сидел угрюмый старик. На прутьях каминной решетки, под огромным колпаком полированного металла, потрескивая, пылали три полена. В этот вечерний час в комнате было темно и лишь отсветы каминного пламени разгоняли тьму, превращая её в неясный колеблющейся сумрак. Недвижный старик неотрывно глядел в огонь. Он думал о прошлом. Он почти всегда думал о прошлом. О тех временах когда жизнь была наполнена смыслом и надеждой на будущее. А теперь не осталось ничего, ничего кроме странного застывшего времени. День сменялся ночью, ночь сменялась днем, но странным образом это все равно был всё тот же самый день и всё та же ночь что и год назад, что и пять лет назад. Огромный бесконечный бурлящий непрестанно изменчивый мир, частью которого он тоже когда-то ощущал себя, теперь если и существовал то где-то очень далеко, за окном, за стенами, за оградой. А в этом доме его не было, здесь даже часы остановились и старик, владелец обширного поместья и бесчисленных лесов и земель вокруг, не обращал на это внимания и не заставлял слуг следить за этим. Ведь все равно это был один и тот же день и одна и та же ночь и каждый час этого дня и ночи он знал наизусть и в устройстве отмеряющим эти часы не было никакой необходимости.
Все красивые высокопарные слова что он говорил красивым высокопарным женщинам, желая добиться их близости, вся дрожь от гнева и ярости, когда он наливался краской и хватался за меч, считая себя чем-то оскорбленным каким-то соперником или врагом, всё то безмерное упоение и восторг когда он получал новые должности, титулы, поместья и становился ближе к трону, вся та сладкая спесь, утонченное удовольствие, невыразимое самолюбование что он переживал, наблюдая как пресмыкаются, унижаются, льстиво улыбаются все те кто волею Провидения оказался ниже его, безроднее, беднее, ничтожнее, всё это теперь представлялось пустым, нелепым, комичным, убогим. И какой-нибудь старый двухсотлетний дуб в его парке казался ему более мудрым и величавым чем он и вся его глупая жизнь. И теперь, будучи жалким одиноким никому ненужным стариком, он силится понять зачем всё это было, если в конце концов остается лишь пустота, тьма, холод и пепел.
Пока казалось, что впереди вечность, было возможно всё и всё в мире было интересно. Теперь, когда ясно что вечность позади и время истекает уже невозможно ничего и ничего не интересно.
Старик поднялся со стула и, сильно хромая, подошел к железной подставке, взял длинную узорчатую кочергу и поправил поленья в камине.
И оставалось лишь две вещи, которые придавали его жизни смысл: власть и сын.
Но случилось так что из южной влажной тьмы, напоённой дурманящим ароматами полей лаванды и апельсиновых рощ явилась эта молодая нахальная самоуверенная девка, в которой не было ничего кроме дешевой смазливости и глупого гонора. Но тем не менее она опрокинула весь созданный им мир, она отняла у него всё: сначала короля и власть, а затем и сына. И тогда родилась ненависть. Настолько глубокая и всепоглощающая что она подарила ему новый смысл жизни. Он должен был отомстить этой девке. Но её смерти было недостаточно, совсем недостаточно. И если даже богословы не лгут и ей предстоят нескончаемые адовы мучения этого всё равно недостаточно. Необходимо чтобы она начала платить еще при жизни. Она должна выть и страдать, кататься по полу, утратить любую радость жизни, стать тенью самой себя. И хвала Господу такой способ есть, ибо даже у такого чудовища как она есть слабость, та же самая, которая когда-то была и у него.
