Алена
Подхожу к зданию нового спортивного комплекса и старательно
приглаживаю волосы, так торопилась не опоздать, что сейчас,
наверно, похожа на чучело. По мере приближения сердце начинает
стучать сильнее и противно потеют ладошки. Да что же это такое со
мной творится. Какое-то необъяснимое волнение заполняет всю мою
грудную клетку и тяжестью давит на сердце. К волнению добавляется
неприятное предчувствие, скребущее вдоль позвоночника, и я начинаю
нервничать еще больше.
Может с ним случилось что-нибудь? Поэтому мне так плохо сейчас.
Травма во время игры? Или может он обиделся, что я не смогла
прийти, но я же объясняла, что сегодня никак не смогу. У меня был
большой заказ на проведение праздника, я не могла отказаться. В
любом случае, какой смысл гадать и терзаться, нужно просто еще
немного подождать, пока он выйдет.
Минут через десять моих метаний входные двери открываются и Паша
выходит на улицу. Наконец-то, выдыхаю с облегчением. Вижу, что с
ним все в порядке, не хромает, идет на своих двух ногах. Немного
хмурится и выражение лица какое-то злое. Может, проиграли, поэтому
расстроился.
Пока разглядываю своего любимого, не сразу обращаю внимание, что
за ним следом на улицу выпорхнула Марина, окликнула его, улыбнулась
сладко и помахала рукой так, будто их что-то связывает. Что вообще
происходит? Паша же говорил, что терпеть ее не может. Но, несмотря
на это, сейчас он поворачивается к ней и отвечает на ее улыбку
такой же приторно сладкой, дерзкой и … откровенной.
По моей спине пробегает озноб и я сжимаюсь, руками обхватывая
себя за плечи. Стараюсь не надумывать ничего плохого заранее, но у
меня плохо получается. Паша идет в сторону парковки, но вперед не
смотрит и кажется даже, что не замечает меня. Я не могу больше
стоять, поэтому отмираю и иду к нему навстречу.
Паша приближается и поднимает голову, смотрит исподлобья
каким-то чужим взглядом. В его глазах загорается недобрый огонек,
челюсти сжимаются и на щеках отчетливо играют желваки. Да что же
это такое…
- А, это ты, - тянет разочарованным голосом так, будто я
назойливая муха.
Я в шоке смотрю на него и ничего не понимаю. Утром же было все
хорошо, мы вместе завтракали, смеялись и принимали душ. Что такого
могло произойти на стадионе за эти три часа, что он стал чужим,
злым и холодным человеком. И судя по улыбке для Марины, холодным
только со мной.
- Привет, - шепчу тихо потерянным голосом, - что случилось,
Паш?
- Ничего, - отвечает отрывисто, смотрит куда-то мимо меня, - я
хочу, чтобы ты сейчас же собрала все свои вещи и съехала от
меня.
- Что? – спрашиваю хрипло, не веря своим ушам.
- Что слышала, - рявкает он, - у тебя на это два часа. Не
успеешь, я вышвырну все с балкона, а тебя спущу с лестницы.
Я с трудом сглатываю ком в горле и зажмуриваю глаза, потому что
перед ними уже застыла пелена слез. Не помогает. Несколько слезинок
все-таки скатываются, и щеки начинает щипать от ветра. Что должен
чувствовать человек, у которого рушится весь мир? Теперь я знаю
ответ. Потому что для меня он и был весь мой мир. У меня же нет
никого ближе и дороже его. Не было, поправляю себя.
Ведь знала же. Знала? Конечно, знала. Что богатый бедному не
товарищ, что красивый, крутой и популярный парень никогда не будет
с такой, как я, обычной простушкой. Просто дымка волшебства
рассеялась и сказка закончилась, возвращая все на свои законные
места.
- Давай без слез и истерик, - продолжает меня распинать, - и
поторапливайся, твое время уже пошло.
Он обходит меня стороной и направляется к своей машине. Затем,
будто что-то вспомнив, разворачивается и снова подходит ко мне.
Засовывает руки в карманы куртки, шарит там, достает несколько
купюр, затем то же самое проделывает с задними карманами джинсов.
Хватает мою руку и вкладывает туда эту кучку измятых бумажек.
Вскользь обращаю внимание, что там есть несколько тысячных и
пятитысячные купюры. Я в шоке поднимаю на него глаза и жду
пояснений.
