Глава первая
Но сначала на Кубу. Военный госпиталь имени Бурденко
Хорошо быть Героем Советского Союза!
Медаль «Золотая Звезда», которую ты обязан носить на левой стороне груди, открывает тебе все двери лучше всяких краснокожих удостоверений («ксив», как говорили в народе, любящем использовать словечки из воровской фени). Уже после того, как попытка государственного переворота провалилась, я разговаривал с капитаном Громовым. Тем самым, подразделение которого захватило дачу Брежнева вместе с генеральным секретарём и его супругой и быстро перешло на сторону законной власти при нашем с майором Тимченко горячем участии.
– Звезда Героя на твоей груди, она решила, – сказал он. – Я ещё подумал, что не может Герой Советского Союза быть не прав.
– Да ладно, – не поверил я. – А не танковая рота с ротой мотострелков? И это только то, что ты видел, капитан. На самом деле нас было больше. Два батальона.
– Я знаю, – кивнул он. – Против двух батальонов нам было не устоять, врать не буду. Тем более танки. Но упрись я рогом, а вы начни штурм – и были бы серьёзные потери. При этом не факт, что Леонид Ильич с Викторией Петровной остались бы в живых. Так?
– Так, – пришлось мне согласиться.
– Вот. И тут – твоя Звезда Героя легла на весы. Она решила, – повторил он.
Я ему поверил. Даже ауру не проверял – и так было видно, что правду говорит. Если раньше у меня были сомнения по поводу ношения этой высокой награды, и я не всегда её надевал, то теперь сомнения исчезли, и Золотая Звезда Героя прочно заняла место на левой стороне моего пиджака.
Не снял я её и во время командировки в Пуэрто-Рико. А зачем? Пусть видят, кто к ним пожаловал. Они, конечно, и так знают, но всё-таки.
Десятого августа тысяча девятьсот семьдесят третьего года я с группой товарищей прибыл в Пуэрто-Рико.
Дорога оказалась не простой.
Дело даже не в том, что между Москвой и этой страной, находящейся под протекторатом США и фактически полностью от них зависящей не существовало прямого авиасообщения. Нет. Просто, как часто бывает в подобных случаях, когда тебе чего-то очень хочется, судьба начинает выкидывать кренделя, мешающие это «что-то» получить.
В данном конкретном случаев в роли «кренделя» выступил неудавшийся путч с последующими неизбежными переменами в стране.
Судите сами. Начало путча – ночь с воскресенья на понедельник, шестое августа. Окончание – вторая половина этого же понедельника, после которого я раз и навсегда убедился в истинности русского-советского присловья, что понедельник – день тяжёлый.
Ещё какой. Иного раздавит – и фамилии не спросит.
Ну вот. А в пятницу, десятого августа, я обещал быть в Аресибо, в обсерватории, и обещание это было такого рода, что нарушить его лично для меня не представлялось возможным.
Хорошо, Леонид Ильич поддержал мою командировку, хотя я опасался, что он передумает и заявит, что в столь трудный час для страны, я обязан быть рядом и помогать ему решать важнейшие вопросы, связанные с реорганизацией советской власти на всех уровнях, поскольку было ясно, что власть, допустившая подобный сбой в такой реорганизации нуждается давно.
Однако я переоценил свою незаменимость в данном вопросе.
Такой опытный и старый политический волк, каким являлся генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза, явно хорошо знал, что ему делать и в моих советах особо не нуждался.
– Очень удачно, что тебе нужно в Пуэрто-Рико, – заявил он утром во вторник, седьмого августа, когда мы, чуть придя всебя после вчерашнего, обсуждали дальнейшие действия. – Полетишь через Гавану.
– Через Гавану? – удивился я. – Зачем?
– Затем, что Куба – друг и союзник. Наш непотопляемый авианосец под боком США, как любят выражаться газетчики. Фидель уже звонил, очень беспокоился, что у нас тут происходит. Даже помощь предлагал, хе-хе. Военную. Спасибо ему, конечно, но мы и сами справились. Вот ты ему и расскажешь, как справились. Лично.
