***
«…Ибо каждому из вас не следует
им верить; лицемерны и сластолюбивы, и идут на всякие
ухищрения…
Случилось, что Аполлон полюбил
прекрасную дочь царя Флегия. Велика была его любовь; много времени
провели они в радостях и неге. Но девица отличалась коварством, как
все женщины, и втайне от божественного супруга спозналась со
смертным. И, хоть был он сыном земного владыки, имя его немногие
вспомнят, ибо славился лишь красотой да глупой удалью.
Узнав о столь подлом
предательстве, разгневанный Аполлон убил соперника. Затем отыскал
неверную возлюбленную и поразил стрелой; ребенка же своего,
которого она носила, взял у нее…»
– Что-то подобное я уже читала…
Помнишь? «Не было краше во всей Гемонийской стране Корониды… Любил
ее ты, Дельфиец, покамест чистой была, иль верней, незамеченной…».
Может, прервемся ненадолго, сестра? Я устала.
С этими словами Анастази аккуратно
вложила между страниц закладку – ленту алой парчи, нашитую на кусок
толстой кожи, – и закрыла лежавшую на поставце книгу.
– Как тебе будет угодно, моя
королева.
– Мне кажется, ты довольна
этим?..
– Нисколько, я люблю слушать тебя.
Когда ты увлечена, слова льются легко, точно песня. Но, по правде
говоря, с некоторых пор мне не кажутся привлекательными подобные
истории, – герцогиня Евгения Рюттель, сидевшая за небольшим
столиком агатового стекла, отложила рукоделие и посмотрела на
старшую сестру.
– Да, ты права, Евгения. Я поступила
опрометчиво. Нужно найти что-нибудь менее напыщенное и
нравоучительное.
Королева поднялась и подошла к
окну.
– Какие короткие дни! За годы,
проведенные в Вальденбурге, я так и не привыкла к этой ранней тьме.
Не представляю, каково путнику, если непогода и ночь застигнут его
на пустынной равнине, где нет ни жилья, ни постоялых дворов…
Зима в этом году и вправду выдалась
суровой, но замок Вальденбург встречал холодную ночь бесстрашно,
как истинный воин. Башня, сложенная из грубо отесанного темного
камня, грозно возвышалась над жилыми и хозяйственными постройками,
полукруглым внутренним двором и укреплениями, а дальше черным
частоколом стояли леса, равно опасные в любое время года –
излюбленные охотничьи угодья великого короля и отличное препятствие
для любого неприятеля на случай войны.
Сквозь толстое стекло окна мало что
можно было разглядеть, но все же, если королева пожелала бы
прижаться к нему лбом, то увидела бы, что алый с багрянцем зимний
закат неспешно угасает, оседая на заснеженных, покатых крышах
сторожевых башен. Еще недавно пелена снежной бури скрывала даже
крепостную стену, а сейчас небо очистилось, темные облака
сгрудились у самого горизонта, словно отступающая армия, обращенная
в бегство стужей.
И пусть за стенами мороз сковывал
деревья до треска, здесь, в небольшой комнате на третьем этаже
башни было тепло, пылал огонь в камине, от кубков с подогретым
вином исходил запах яблок, мускатного ореха и имбиря. Приближался
день зимнего солнцестояния, а за ним – Рождество, время надежды и
чудес, столь любимое обеими сестрами.
Они отпустили фрейлин и служанок,
желая побыть вдвоем, так же, как в пору юности, в замке отца, за
рукоделием и неторопливой беседой проводили долгие, безмятежные
вечера.
Герцогиня Рюттель ожидала, когда
королева вновь заговорит, однако сегодня Анастази была молчалива,
словно что-то угнетало ее.
– Ты о чем-то хочешь мне рассказать,
моя королева? Тебя что-то печалит? Если это из-за меня, то, прошу,
Ази, не нужно…
– Не называй меня королевой, я не
люблю, когда ты обращаешься ко мне так… церемонно, – рассмеялась
Анастази, отошла от окна и встала позади Евгении, через ее плечо
рассматривая вышивку. – Нет, я надеюсь, что довольно быстро заслужу
твое прощение, несмотря на неудачный выбор книги для вечернего
чтения.
