– Расскажи, расскажи Халида, – маленькая хрупкая девочка
прижалась к тёплому боку старой арахны[1] в ночных сумерках
Стуженя[2], так однозначно теплее, а пушистый бок неказистой старой
паучихи мог хоть немного отодвинуть мысли о предстоящей холодной
ночи. Янтарные глаза с проблесками огня умоляюще уставились в
чёрные фасетчатые буркала. Странно, что маленькая Кэйтлин не
боялась эту необычную женщину, таскающуюся с циркачами много лет, и
рассказывающую дивные сказки гостям балагана.
– А спать когда, Огонёк? – спохватилась Халида, но прикрыла
хрупкое тельце своим дырявым одеялом, да прижала к себе одной из
мохнатых лап. – Неугомонная, – улыбнулась паучиха. – Ну, слушай.
Многие столетия, нет, даже тысячелетия назад, когда мир был молод,
когда только-только перестали бушевать свирепые духи природы и
стихийные элементали, спустился в мир бог Амахра, правнук великого
бога-дракона Матриаха[3], – желтоватые щёки с тёмными пятнами
дёрнулись, за изуродованной верхней губой показались небольшие
жвала, но Кэйтлин слушала, не взирая на устрашающий облик старухи.
– Вёл он за собой прекрасную деву Огнеду, пленённую им на другом
конце Сплетения миров[4]. Войны то были, али нет, то не ведомо нам,
детям божьим. Однако сама дева-богиня говаривала, что не желала
подобного союза, не хотела подчиняться воле сильного. Гордая была
дева, строптивая, но Амахра любил её и не слышал отказа.
– Ей пришлось смириться? – недоверчиво спросила маленькая
девочка, искорки в глазах полыхнул ярче.
Халида опустила голову и пригладила чёрные непослушные волосы,
чувствуя огонь, набирающий силу в юном теле. Магия уже
выплескивалась, но ещё не разрушала. И только Халида знала, как
тяжело придётся ребёнку и со своей силой, и со своей правдой.
Придёт время, да… придёт время...
– Да, моя девочка, юная богиня смирилась и взошла на брачное
ложе, поклявшись любить супруга веки вечные. В Иленте[5] воцарилась
гармония.
– И началось создание мира? – воодушевлённо спросила маленькая
Кэйтлин.
– Да, миру было положено начало. Боги, не скупясь, расплёскивали
свою силу, даровали суть и душу, и тварей живых создавали, даровав
им кров и пищу. Камни, озера, реки, горы, трава и небо – всё было
иным. Никогда более ни одни глаза не смогут увидеть этого. Кажется,
те времена были так давно.
– А ты видела, Халида?
– Иное небо над Илентом? – старуха горько вздохнула, и если бы
не эти уродливые жвала, можно было подумать, что на лице её
появилась очень печальная улыбка. – Видала, милая, видала, –
старуха приподняла голову и уставилась в ночную мглу за окном, где
лунный диск стыдливо прикрылся облаками. – Архонты видели мир почти
с самого его создания.
– Ты такая старая? – удивлённо произнесла девочка и чуть
отстранилась, упираясь кулачками в мохнатый бок, но холод заставил
вернуться обратно и прижаться, чтобы согреться, из тщедушного
тельца тепло выветривалось слишком быстро.
– Ну не такая старая, как мои предки, – усмехнулась Халида. –
Если я застала Илент до Столкновения[6], это ещё не значит, что
живу я с самого начала времён, – послышался старческий скрипучий
смех. – Но в самом деле, самими древними и первыми разумными стали
именно архонты. Только среди их племени остались достоверные
источники истории мироздания.
– Почему ты говоришь «их племени»? Ты ведь тоже арахна, у тебя и
глаза, и лапки, и брюшко, ты ведь самая настоящая, – не унималась
любопытная девочка.
– Глупая ты ещё, маленькая, не сможешь понять, – проговорила
Халида. – Но то не важно, слушай дальше. Не пришлись первым
разумным созданиям по вкусу зелёные луга и берега водоёмов. Кто
знает, почему так случилось. Но убежали архонты в подземные пещеры,
что скрывались в высоких горах, и стали выходить только лишь по
ночам, с опаской изучая мир. Амахра и Огнеда открылись им со всей
своей любовью, и дарили им свои знания, чувства, чудо созидания и
магии, ведь то были первые созданные ими разумные существа.
