Список действующих лиц:
Ордынцев Николай Арефьевич – бывший надворный советник, а ныне штабс-капитан, мужчина сорока лет;
Роза Ордынцева, в девичестве Штрамбуль – жена Ордынцева;
Иван Ордынцев – сын Николая Арефьевича, ему пятнадцать лет;
Анастасия, она же Настя Триандафилова, она же товарищ Нарыжная, она же Беатрис Дюрен – член большевистской иностранной коллегии, беглая дочь купца, теперь подпольщица, по-прежнему очень красива;
Василий Буров – старший следователь уголовной полиции города Одессы;
Владимир Стоев – сотрудник уголовной полиции города Одессы, болгарин по национальности;
Генрих Баум – сотрудник уголовной полиции города Одессы, немец;
Юткевич Аркадий Иосифович – ювелир, 54 года;
Юткевич Анна Давыдовна – его жена, 33 года;
Юткевич Роман Любомирович – их племянник, 27 лет;
Старенькая Марфа Тимофеевна – служанка Юткевичей, 59 лет;
Ефим Чичельницкий – уголовник, бывший некоторое время большевиком и чекистом. Счастья ему это не принесло;
Бразовская Софья Ефимовна – ей 24 года, она – женщина легкого поведения, но с солидной клиентурой;
Петр Иванович – министр юстиции Одессы;
Соломон Маркович – судебный медик одесской полиции;
Степан и Остап – консьержи дома Рудь, почти одинаковые;
Израиль Зельтцер – хозяин ювелирной мастерской. Не Картье, конечно, но все же…
Неизвестный железнодорожник;
Жандармы одесской полиции.
Прочие жители Одессы по состоянию на 1919 год, французские интервенты, деникинцы, бандиты, гайдамаки атаманов Григорьева и Грекова, и представители всевозможных вооруженных формирований того тревожного времени.
I
10 января 1919 года. Снова в Одессе
Сходящих по трапу парохода «Новороссия» Российского Общества Пароходства и Торговли Одесса встречала пронизывающим ветром. Темно-серая вода, зажатая между бортом судна и причальной стенкой, бунтовала, пенилась, брызгала фонтанами, силясь вырваться на волю.
Николай Арефьевич поднял воротник шинели. Ему было зябко, зимние шторма измотали вестибулярный аппарат, ничего не хотелось, ни есть, ни пить, только добраться бы до какого-то устойчивого места, где тепло, мягко, и не качает. Но это еще надо добраться. Сейчас четыре утра. Где бы убить время до девяти, когда откроют гимназию?
Ордынцев вышел за ворота порта на Таможенной площади и свернул вправо. Возле кирпичного здания железнодорожной станции «Одесса-порт» его окликнули: «Господин офицер! Не найдется ли бумажки закурить, а то табачку нет?»
Он повернулся, держа руку на расстегнутой кобуре. На пароходе ходили слухи о чудовищном разгуле преступности в городе, переполненном бандитами из всех уголков империи, и для себя Николай решил, что будет готов решительно ко всему. Но стрелять не пришлось – на ступеньках стоял железнодорожник в форменном картузе, безоружный, и видно, что слегка навеселе, может еще со вчерашнего.
«Не менжуйся, заходи, штабс-капитан, покурим, чаю морковного попьем. С парохода, что ли?» – пригласил путеец.
– Да зайду, пожалуй, доброго Вам утречка, – решил принять приглашение Николай. Папиросы у него были. Все еще настороженно он заглянул в дверь, и, убедившись, что больше никого нет, вошел.
Примостившись у «буржуйки» и попивая жидкий желтоватый напиток, главным достоинством которого была его довольно высокая температура. Борясь со сном, Ордынцев слушал последние городские известия:
о городском диктаторе генерале Гришине-Алмазове, последнее время сильно потеснившем бандитов, а то совсем распоясались, а, впрочем, и сейчас вот офицеру по городу ходить не стоит, запросто могут хвоста заломить.
О французах, от которых толку – кот наплакал.
Об атамане Григорьеве, который храбрился-храбрился, да выбросили его из города алмазовцы почти без потерь.
О подпольных и почти официальных борделях с малолетками и педерастами, с которыми борись, не борись…
