— Кристи! Кристи, твой отец помирает! Беги прощаться.
Только что в светёлке, где мы с подругами плели кружева,
слышался бойкий распев на пять голосов и стучали коклюшки, теперь
же наступила тишина. Все девушки замерли, будто время остановилось,
и устремили на меня испуганные взгляды.
Именно так! Время моей прежней размеренной и спокойной жизни
остановилось, начиналась новая — непонятная и пугающая.
Матери я почти не помнила, лишилась её в пять. В детских грёзах
остались смутные черты вечно болеющей и плачущей женщины, которая с
большим трудом вставала с постели, чтобы добрести в уборную.
Сколько я себя помнила, мной занимался отец. Теперь и он решил
бросить свою единственную и любимую девочку?
— Этого не может быть — шептала я на бегу, сбивая дыхание — он
крепкий, могучий, сильный… мой папа не может умереть вот так
внезапно!
До последней секунды считала, что надо мной кто-то зло
пошутил.
Войдя в отцовскую комнату, чуть не лишилась чувств. Никогда не
видела отца лежащим. Он вечно в делах! То ругает возчиков, с
запозданием доставивших груз, то отчитывает управляющего лавкой, то
флиртует с покупательницами, то перевешивает товары, чтобы
обнаружить недостачу и уличить служащих в шельмовстве…
Вот и теперь, как успел объяснить дождавшийся меня у крыльца
Зайхар, прозванный за косоглазие зайцем, хозяин следил за починкой
крыши, полез наверх проверять работу, неловко переступил с балки на
балку и упал на землю.
— Уж не столкнули его часом? — прошептала я, глядя на искажённое
мукой отцовское лицо.
Зайхар пожал плечами, отводя взгляд.
— Батюшка… — прошептала я, приближаясь к постели умирающего.
— Пришла, — отец посмотрел на меня тепло и с любовью, которой
всегда лучились его глаза, — успела. Молодец, доченька. Я должен
кое-что тебе сказать, пока не помер.
— Ты не умрёшь! — вскрикнула я, из глаз брызнули слёзы, падая на
отцовскую руку, слабо сжимающую мою ладонь. — Не сейчас, папа! Не
оставляй меня сиротой, пожалуйста!
— Послушай! Это важно. И не смей реветь.
Я шмыгнула носом и кивнула, не хотела огорчать отца в его
последние минуты.
— Слушаю, батюшка.
— Твоя мать была тяжёлой, когда я взял её замуж. Что уж там в
городе стряслось, не знаю. Снасильничал какой урод, или девичью
голову амурами задурил. Не спрашивал я. Уж очень она страдала. И
благодарна была за то, что от позора спас, хоть и не любила меня
никогда.
— Папа… — я затрясла головой, не желая верить его словам.
— Не мог я своих детей иметь. Недуг такой. Растил тебя как мог,
любил крепче родной кровинушки!
— Папочка! — Я упала на колени, обвила крупное тело руками,
разрыдалась.
— А ну, цыц! Нету времени сопли утирать! Запоминай мои
слова.
Запоминай… Как? В голове моей поднялась пурга из метающихся
мыслей. Слабеющий отцовский голос едва пробивался к моему
сознанию.
Лавку наследует племяш. Понятно, что девице, только что
окончившей школу, руководить торговлей не доверят. Прежнюю
беззаботную жизнь, когда мне лишь изредка поручали несложные дела,
сохранить не получится. Родственнички не потерпят нахлебницу,
заставят отрабатывать кусок хлеба. Потому незачем мне тут
оставаться, надо уходить.
— Куда же мне уходить, батюшка? На всём свете кроме тебя нет
роднее человека.
Отец улыбнулся, как мне показалось, благодарно и немного
помолчал, собираясь с силами. Едва заметно шевельнул рукой,
указывая на комод:
— Там возьми! Письмо из Академии элементалей.
Я поднялась на ноги, подошла к комоду и прочла красивую надпись
на конверте.
— Приглашение? Мне?
— Не хотел тебя отпускать, вот и скрыл. Да видно — судьба.
— Это магическая академия! — удивилась я. — Что мне там делать?
У нас и в роду-то…
Смолкла на полуслове, поняв, что не представляю, какие
способности есть в моём роду. Уж точно не купеческая хватка.