В сердцах, я вцепилась в бокал
шампанского, который стянула с подноса, пробегавшего мимо
официанта, и Олли с реакцией хищника, вырвал его у меня из рук до
того, как я поднесла его к губам:
- Тебе же нельзя! – он состроил
страшные глаза, хмуря брови. – Случайность, ну, конечно. Не
маленькие же, должны знать, как предохраняться.
- Олли, - мне было так стыдно.
- Не начинай. Теперь ты должна себя
беречь.
Из-за его плеча выросла ехидная
мордашка красавчика Криса:
- О, о чём это мы? – начал он
соблазнительно-ехидно. – Кто-то скоро станет мамочкой? – он
бесцеремонно потянул руки к моему животу, отпихнув Олли, который
хотел это предотвратить. – Ой, я только потрогаю.
- Ну, всё, твоего будущего ребёночка
потрогала настоящая звезда, - съязвил Оливер. – А вот сделала его
звезда недоношенная.
- Откуда такая «любовь» к моему
парню? – возмутилась я.
Он мягко потрепал меня по голове и
хаки-пиджак в стиле милитари, натянувшись, забренчал прикреплёнными
медалями. Мой друг не служил, и поэтому все медали, венчавшие
грудь, имели надписи околомузыкальные, что было очень
оригинально.
- Давно его знаю, - хмыкнул
рэпер.
- Да, он довольно неплох, -
согласился Крис. – Что, Хэлл, - это они мне с группой дали такую
кличку – «ад» в переводе с языка янки, - когда запишем
совместку?
Он подмигнул и не дожидаясь ответа
улетел дальше, знакомые уволокли его, на прощание он паясничал: «О,
спасите меня, други!»
- И что касается детей – это никогда
не бывает случайностью, - вернулся к нравоучениям друг.
- Я знаю, Олли, - говорила я
ослабевшим голосом, пока наш будущий отец бегал и общался с
приглашёнными, - но тут всё очень сложно.
- Тише, - мой друг приложил свой
палец к губам, - я вам помогу. Ты всегда можешь на меня
рассчитывать.
- Спасибо.
Он посчитал лучшим успокоительным
свои объятия, в этот момент «ревнивец» нарисовался рядом, в его
ореховых глазах плясали сумасшедше белки, и стал недвусмысленно
намекать, что пора и честь знать.
Я не понимала, как меньше чем за год всё могло перевернуться с
ног на голову. Как мой сосед стал мне опорой и тем, с кем меня
связала общая тайна. Одна на двоих, что могло показаться
романтичным и вечным. А есть ли вечность у любви? Словно постулат,
символом её для меня были арктические ледники, которые я пыталась
растопить. Но смотрели на меня ореховые с миндальной радужкой и
терпким древесным ароматом.
Артём гнал так, словно катастрофически опаздывал на собственные
похороны, а на кладбище, уже вовсю звенел погребальный колокол,
лишь немногие, самые близкие друзья, заговорщицки переглядывались,
будучи в курсе, что этот персонаж с критическим чувством
собственного необузданного Эго никогда не опаздывает: он либо
приходит, либо нет.
Мысли его были стремительны, как
летящие к земле с балконов самоубийцы, что влекло за собой почву
для ассоциации себя Шумахером и, как следствие, экстремального
разгона. У светловолосого парня были на то определённые причины. А
именно: нежданное заточение братца-акробатца. Он даже не знал
точно, чего хочет: то ли спасти его от рук «братанского
правосудия», то ли помочь вершить это правосудие. Да и в голове
бегущей строкой стала бежать последняя фраза, брошенная Оливером,
тем самым братом, сказанная после того, как Шер отдал ему лист с
текстом: «Что, ни дня без строчки, ни ночки без чьей-то дочки? Даже
не знаю: радуешь ты меня или огорчаешь, крошка…»
После этих слов хотелось со всей
дури зазвездить усмехающемуся Олли, но Артём прекрасно знал, что не
прав, и ещё знал, что ни за что больше не подойдёт к своей (уже не
своей) малышке.
Но всё же позвонил ей – сам. И ещё
больше усугубил положение вещей, кинувшись её целовать.
