Пять лет назад. КлиникаLesAlpes. Швейцария.
Я умирала.
Каждую мышцу, каждый сустав
мучительно скручивало, заставляя меня до онемения пальцев сжимать
края ночной рубашки, насквозь пропитанной холодным потом.
Нескончаемая боль держала меня в тисках, словно мне кололи её
внутривенно, и она расползалась ядовитой змеёй, отравляя каждую
клетку моего измученного тела. Она питалась моими страданиями, и
мне хотелось вспороть себе грудь, чтобы вытащить наружу и
обезглавить мерзкую тварь, безжалостно сводящую меня с ума.
Я потерялась в днях. Сколько я
здесь? Неделю? Месяц?
Ещё минуту назад я истерически
рыдала. А сейчас я терпеливо лежала на кровати, слизывая языком
засохшие дорожки слёз, и даже не пыталась уклониться от солнечного
луча, пробивающегося сквозь прозрачный тюль и болезненно
вонзающегося в мой воспалённый зрачок. Во рту пересохло, а в глотку
будто насыпали битого стекла.
Пить. Мне безумно хотелось пить.
С трудом поднявшись с кровати, я на
подрагивающих ногах подошла к тумбе, на которой так маняще стоял
графин с прохладной водой. Не удосужившись взять стакан, я поднесла
стеклянную ёмкость к губам и сделала несколько жадных глотков.
Чувство облегчения не пришло, и я, прикрыв глаза, вылила остатки
воды себе на голову. Освежающие струи поползли по лицу и, скрывшись
за воротом рубашки, извилисто потекли по спине и груди, опадая
мелкими каплями на холодный пол. Мне стало жарко и, приложив руку
ко лбу, я ощутила на обжигающе горячей коже ледяное прикосновение
влажной ладони.
Я судорожно дышала, и очередной вдох
застрял в горле вязким комом. Они снова были здесь. Тёмные,
двигающиеся в жутком танце тени появлялись лишь в моменты полного
отчаяния и преследовали меня до самого конца. Они насыщали мой
распалённый мозг суицидальными мыслями, и я всячески пыталась не
дать им себя уничтожить.
— Вы не существуете, — еле слышно
шептала я, нервно расхаживая из стороны в сторону. — Не
существуете. Это всё нереально.
Пытаясь унять чувство тревоги, я не
могла найти себе место и дрожащими руками непрерывно блуждала вдоль
собственного тела. Остервенело растягивала ворот рубашки, теребила
пуговицы и грызла ногти, иногда до боли прикусывая огрубевшую кожу
пальцев.
В фокус моего зрения попало висящее
над комодом овальное зеркало в деревянной раме. Я подошла к нему и,
склонив голову вбок, тщательно принялась рассматривать собственное
отражение. Глубокие глазницы на худом лице напоминали бездонные
кратеры, выжженные безжизненной пустыней. А злая усмешка, резко
появившаяся на потрескавшихся губах, исказила до неузнаваемости
знакомые черты в прошлом красивого лица.
Этой девушкой с тусклым взглядом,
спутанными волосами и жутко выпирающими ключицами не могла быть я.
Кончиками пальцев я неверяще дотронулась до бледной впалой щеки и
провела вдоль режущей скулы, отмечая болезненно-серый цвет лица.
Острые края поломанных ногтей неприятно оцарапали кожу.
Они бросили меня. Оставили здесь
совсем одну.
Голодная мерзкая тварь свернулась
плотным кольцом в грудной клетке и, широко разинув пасть, требовала
ужин. Мутный коктейль, напоминающий грязную лужу из боли,
одиночества и гнева запузырился и, отдаваясь клокочущими звуками
где-то в глотке, в сбивающемся ритме вырвался наружу.
Я закричала.
Мой раздирающий душу вопль разрезал
пространство комнаты и, отскочив от стен, вместе с кулаком врезался
в зеркало. Острая боль пронзила всю мою правую руку, а холодный
глянец растрескался и, исказив уродливую картинку, осыпался кривыми
треугольниками. Зловещий ритм теней был остановлен, и они,
забившись в угол, не смели больше продолжать свою леденящую душу
пляску.
Дверь резко распахнулась, и двое
мужчин в синих медицинских костюмах вошли ко мне в комнату. Беглым
взглядом оценив обстановку, один из них сделал осторожный шаг ко
мне.
