Вика потуже стянула волосы сзади и щелкнула заколкой. Всмотрелась в зеркало, пригладила брови указательным пальцем и обернулась к бабушке:
– Как думаешь, ресницы накрасить или сегодня не стоит?
– Ты прямо как на свидание, – покачала головой Елена Степановна. – Ну, подкрась – покажи товар лицом… Впрочем, кому показывать? Вот если бы ты на кафедре осталась, занималась наукой, кандидатскую защитила, преподавала… Я ведь с Семеном Львовичем уже обо всём договорилась, место в аспирантуре было обеспечено. А тебя понесло в милицию: два года с неблагополучными подростками возилась!
– Зато теперь буду работать там, где с детства мечтала – в уголовном розыске!
– Кино насмотрелась… Помню, фото Евгения Жарикова из «Советского экрана» на стенку повесила. Как бишь фильм назывался?
– «Рождённая революцией», – буркнула Вика, накрашивая правый глаз французской тушью, которую в свой прошлый отпуск привезла мама.
– Думаешь, в уголовном розыске сплошные приключения?
Колдуя над левым глазом, внучка не ответила. Лишь сунув щёточку в тюбик, оценив в зеркале общую картину, обернулась и примирительно сказала:
– Кому ты говоришь, бабуля? Я давно в системе, всё прекрасно понимаю. Зато можешь порадоваться: теперь я не буду каждый день в мундире. В угро форма одежды свободная. Сегодня ради знакомства с начальством надела, а дальше не обязательно.
– Сомневаюсь, что на этой службе ты наконец выгуляешь заграничные наряды, которыми весь шкаф забит! – воскликнула бабушка с заметной долей иронии. – Скажи спасибо, что я с годами не раздалась. Вышедшие из моды всё же не пропадают.
Елена Степановна имела завидную для своих лет фигуру, носила один с внучкой размер одежды, но ростом была пониже, и получалось, что по длине Викины платья как раз соответствовали бабушкиному возрасту. Впрочем, платьев на самом деле было немного, Вика предпочитала брюки и джинсы.
– Ты у меня дама стройная и приятная во всех отношениях! – со смехом заявила Вика, чмокая бабушку в щеку. – Я машину возьму?
– Можешь не спрашивать. Со скачущим давлением и внезапными головокружениями за руль мне больше нельзя. Вот ведь: впервые прошла медкомиссию по блату, и чудом человека не задавила! Как вспомню эту внезапную темноту в глазах… в панике еле сообразила затормозить. Так что теперь я, как все – на общественном транспорте, или ты при случае меня подвезёшь. Ведь подвезёшь?
– Не вопрос, подвезу! – отозвалась внучка уже из дверей. – Всё, я пошла. Пожелай…
– Ни пуха, ни пера! – напутствовала бабушка.
Виктория послала её к черту и захлопнула за собой дверь квартиры. Лифта дожидаться не стала, слетела с пятого этажа как на крыльях. Выпорхнув из парадной, завернула налево, где её ожидала светло-серая «Волга» двадцать четвёртой модели.
Эту машину бабушка купила всего четыре года назад, и она была, что называется, «нулёвая» – двадцать с небольшим тысяч пробега. Зато на прежней, двадцать первой «Волге», езда была не в пример комфортнее, мягче, плавнее, а в этой ещё и бензином всё время попахивает. Бабушка говорила, что это из-за бензина у неё голова кружится, хотя давление и без машины порой зашкаливает. Вика тоже предпочла бы прежний автомобиль, если бы не ручка переключения скоростей на колонке руля – на курсах её учили не с такой. Папа, приезжая в отпуск, долго привыкал к старой «Волге», называя её мастодонтом и утверждая, что нигде в мире на таких уже не ездят. На это мама резонно замечала, что мастодонта приобрёл именно он, и на момент покупки это была лучшая советская модель. «Слизанная с американской», – бормотал папа. Более двадцати пяти лет работая торговым представителем СССР в разных странах, он прекрасно разбирался в марках заграничных автомобилей.
