С самого утра шел дождь. Небо, затянутое сплошной пеленой туч, не оставляло никаких надежд на хорошую погоду. Редкие прохожие прятались под зонтами, улицы выглядели почти пустынными.
Это был самый обычный московский дворик – тихий, серый, унылый, зажатый со всех сторон такими же унылыми домами. У одного из приоткрытых окон второго этажа стоял и курил человек в майке, задумчиво вслушиваясь в шум дождевых капель.
Но вот в этом ровном монотонном шуме что-то изменилось, послышалось гудение мотора. Из-за поворота показалась черная «Эмка». Или «воронок», как привыкли называть такие машины жители города. Проехав под аркой во двор, машина остановилась. При виде «воронка» человек на втором этаже дома торопливо закрыл окно и задернул шторы.
Из машины вышли трое. Первым выбрался высокий сутулый человек в черном плаще: закрыв дверцу машины, он устало вздохнул, огляделся. Потом посмотрел на сослуживцев: оба в черных кожанках, при оружии. Выглядели его коллеги очень внушительно. Тем не менее, в сравнении с ним они явно проигрывали – было в облике человека в плаще что-то неуловимо грозное.
– Куда? – спокойно спросил он.
– Второй подъезд, Илья Георгиевич, – торопливо отозвался один из его коллег и первым направился к подъезду.
Следом за ним спокойным размеренным шагом двинулся и начальник. Третий приехавший шел позади всех: остановившись на крыльце, он обернулся, внимательно огляделся. И лишь после этого вошел в подъезд. Шофер остался в машине, но и он не сидел без дела – его внимательный взгляд замечал все вокруг.
На четвертом этаже дома, в маленькой квартире, обилием книг напоминавшей библиотеку, за секретером сидел человек. Ему уже явно перевалило за шестьдесят, но выглядел он еще довольно крепким. Сухощавый, с резкими чертами лица и аккуратно подстриженными седыми волосами, в серой теплой безрукавке и с пенсне на тонком носу с горбинкой, он больше всего походил на профессора университета.
В данный момент профессор явно находился не в духе. Он только что закончил писать письмо: отложив перо и закрыв чернильницу, взял лист и начал читать, вполголоса проговаривая текст:
– Mein lieber Karl! Ich schreibe diese Brief…
Слова слились в невнятное бормотание, затем человек и вовсе замолчал, лишь взгляд его быстро скользил по строчкам. За чтением письма его и застал громкий стук в дверь.
Профессор вздрогнул. Слегка повернув голову, прислушался к доносившимся из прихожей звукам. Может, ошиблись дверью?
Не ошиблись. Из прихожей вновь послышались стуки в дверь, затем раздался приглушенный голос:
– Господин Розенберг, немедленно откройте!
По лицу профессора разлилась мертвенная бледность: вскочив, он начал быстро складывать в шкатулку какие-то бумаги.
– Откройте, Розенберг! – снова донеслось из прихожей. – Не ухудшайте свое положение! Нам надо с вами поговорить!
– Was ist los?! – громко спросил профессор, продолжая торопливо складывать бумаги. – Что случилось? Я только что купаться. Подождите одна минута, мне надо одеваться!
Последним в шкатулке оказалось только что написанное письмо. Закрыв шкатулку, профессор быстро прошел к красивому, украшенному изразцами, камину. Нагнувшись, сунул шкатулку в камин, несколько секунд болезненно морщился – очевидно, никак не мог спрятать шкатулку в тайник. Наконец ему это удалось: в камине что-то щелкнуло, профессор быстро приподнялся.
Из прихожей послышался треск – пришедшие за профессором люди ломали дверь.
– Ich dummkopf! – в голосе профессора чувствовалось отчаяние. – Я болван!
Бежать было некуда, и профессор это хорошо понимал. Но и попадать в руки к этим людям он не хотел. Смахнув со лба выступившие капли пота, он подошел к столу, открыл ящичек и вынул из него маленький «браунинг». Дрожащей рукой взвел курок, оглянулся – было слышно, как в прихожей рухнула выбитая дверь.
