Голова раскалывается от адской боли. Задернув от яркого солнца
шторку на иллюминаторе, укладываю затылок на подголовник. Вытягиваю
ноги по диагонали. Благо весь ряд выкуплен. Терпеть не могу, когда
рядом кто-то трется. Пытается завязать разговор.
Народу в бизнес-классе немного. Какие-то девицы, сидящие
наискосок и усиленно строящие мне глазки. Моя охрана,
расположившаяся вокруг, как кольца вокруг Сатурна. Бдят. А то, не
дай бог, кто покусится…
Морщась, вспоминаю вчерашние жалобные причитания начальника
службы безопасности. Конечно, бомба на борту моего личного Боинга –
еще тот подарочек. Но пока все охали и обезвреживали, я улетел
регулярным рейсом.
Закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на семейных проблемах.
Морщусь от необратимой потери. Отец умер почти полгода назад, а в
душе до сих пор клокочет ярость.
Старик, ну как же ты мог?!
Отколол напоследок финт ушами. Вторая семья, гребаная канитель!
И внебрачный ребенок. А так как милый папа оставил весьма странное
завещание, то его новые родственнички тоже могут
претендовать на свою долю в наследстве.
Представляю, как сейчас бесятся мачеха и сестрица. Но меня
больше волнуют не бабки, а сам принцип. Ничего из собственности
семьи не должно достаться чужакам. Такой уж циничной сволочью я
уродился!
Придется поставить папину девку на место. Тут все средства
хороши. Красивая мордашка меня вряд ли остановит. Сразу же перед
глазами появляется сама угонщица. Длинные каштановые волосы,
точеная фигура и глазищи, будто озера. А еще наивная детская
улыбка, обезоруживающая любого мужика.
И хватка бультерьера, блин!
Неожиданно наваливается дикая усталость. Погружаюсь в сон,
тяжелый и тревожный, словно морок.
А услышав рядом приглушенные голоса, выныриваю из минутного
забытья.
– Какая у тебя красивая кукла! Покажешь? – покосившись на меня,
спрашивает стюардесса девчонку с хвостиками, невесть откуда
взявшуюся в бизнес-классе.
– Да! – радостно кивает ребенок.
Приоткрыв глаза, наблюдаю за малышкой, стоящей невдалеке в
проходе и протягивающей игрушку стюардессе.
– Она, наверное, хочет спать? Пойдем к твоей маме, – предлагает
бортпроводница, технично выпроваживая девчонку в эконом. – Как
зовут твою куклу? – спрашивает ласково, подталкивая к шторке.
Тоненькая гофрированная ткань разделяет людей на касты, и эта
преграда подчас повыше и покрепче Китайской стены.
– Нет, – тараторит девочка. – Люблюська выспалась в автобусе.
Мама ее специально в сумку уложила.
Что? Какого хрена?
Люблюська?!
Наше семейное слово! Отец так звал маму, а бабушка – нас,
детей.
Словно наяву слышу ее голос «мои люблюськи!», вижу морщинистые
руки в перстнях, чувствую запах чуть сладковатых духов.
В чужих устах бабушкино ласковое словечко кажется по меньшей
мере кощунством. Будто серпом по всем местам.
Распахнув глаза, ищу взглядом нарушителя спокойствия.
– Простите, девочка уже уходит, – извиняющимся тоном мямлит
стюардесса.
– Подождите, – останавливаю ее я. И задаю ребенку самый главный
вопрос.
– Ты с кем летишь? С мамой? – улыбаюсь ребенку.
– Да-а, – кивает девчонка, как две капли воды похожая на мою
единокровную сестру Аню в этом же возрасте.
– Мама тебя, наверное, ищет уже.
– Нет, она спит, – бесхитростно сообщает малышка и, словно
опомнившись, со всех ног бежит обратно в экономкласс.
От злости сжимаю кулак. Стучу им по подлокотнику. Она здесь.
Совсем рядом. За гребаной шторкой, мать вашу!
– Ник, – прошу телохранителя, сидящего впереди меня. – Пригляди
там.
Мой широкоплечий крепко сбитый охранник лениво поднимается с
кресла и, подойдя к ширме, выглядывает в салон.
– Все в порядке, шеф, – кивает, вернувшись обратно. – В третьем
ряду сидят.
– Возьмем их с собой. Стюардесса поможет, – роняю скупо.
Закрываю глаза, стараясь справиться с подступившей яростью.
