Без запаха перегара и разговоров про смерть
Я проснулся, потому что с потолка капала вода. Или это была моя печень – уже не разберёшь. На полу валялась пустая бутылка, и я чувствовал себя так, будто ночью меня кто-то бил кирпичом по голове, но делал это нежно. Любовно.
Сигареты закончились, а вместе с ними – и смысл просыпаться. Но где-то в голове она всё ещё жила. Лена.
Я встретил её на квартире, в которой жил мой недавний знакомый. У него было только два правила: первое – «Не блюй», и второе – «Не спрашивай, что в коктейле». Прозрачность не была его сильной стороной.
Лена сидела в углу, пила и смотрела в телефон. Я сказал что-то глупое, вроде: «Знаешь, твои глаза напоминают мне те времена, когда я ещё мог любить». Она засмеялась.
Мы были вместе три недели. Это много, если ты алкоголик с поломанной психикой и рассыпавшимся желудком. Она спала, как кот – свернувшись, забрав всё одеяло, – и пила быстрее меня. Я уважал это. Женщина, которая может смотреть в бездну рюмки и не моргать, – это редкость.
На четвёртой неделе она сказала, что любит меня.
А на пятой ушла, оставив в воздухе только: «Ты хороший. Просто мне хочется пожить. Без запаха перегара и разговоров про смерть».
Жить. Чёрт бы её побрал.
С тех пор я часто появляюсь в той квартире. Иногда я думаю, что Лена – это галлюцинация, которая случается, когда смешиваешь антидепрессанты с дешёвой водкой. Иногда я уверен, что она была реальна. Потому что сердце до сих пор чувствует её тепло, когда она спала на мне, дыша медленно, будто боялась потревожить мир.
Знакомый говорит, что у меня «лицо как у спившегося святого». Я не знаю, что он имел в виду. Может, он просто поэтичный ублюдок.
Но каждую ночь, перед тем как упасть в сон без снов, я поднимаю стакан и шепчу в темноту:
«За тебя, Лена. За жизнь, которой у нас не было».
И пью.
Как будто это поможет…
Утро вломилось в комнату, как пьяный мусорщик: кричащее, злое, с запахом вчерашней водки. Я лежал на диване без простыни, слушая, как тараканы шепчутся под плинтусом. Стройка гудела похоронным маршем. Внутри холодильника – банка тушёнки и четверть недопитого вина. Завтрак чемпиона.
На лестничной клетке пахло отчаянием и тушёной капустой. В подъезде женщина орала на кота, который снова нассал в её тапочки. Я спустился вниз: ноги волочились, как старые приятели после драки. Почтовый ящик был пуст, кроме счетов за квартиру. Ну, это уже их проблемы. Всё вроде бы оплачено – за исключением месяцев, где я вводил санкции против них. Они грозились отключить что-то там. Может, наконец, в этом месяце сделают мне одолжение.
Бар открывался в пять вечера. Знакомый бармен за стойкой вытирал стаканы грязной тряпкой. Его лицо напоминало смятый конверт.
– Привет, – хрипло кивнул он. – Ты выглядишь как дерьмо после парада.
– Спасибо. Ты сегодня особенно поэтичен. У тебя как?
Водка обожгла горло, как поцелуй бывшей женщины. В углу сидел старик в пальто с оторванной пуговицей и разговаривал с мухой. У стойки – две девчонки с подведёнными глазами и электронками в тонких, изящных пальцах. Одна из них смеялась слишком громко. Все мы здесь смеёмся слишком громко.
К вечеру кошелёк стал легче, зато в голове зазвучала музыка. Я вышел на улицу. Солнце лупило по глазам, как полицейский фонарь. На углу паренёк продавал часы с чужой руки. Я купил их за какой-то жалкий косарик. «Наверное, классно, когда время тикает в кармане, как маленькая бомба», – подумал я.
Гуляя по парку, понял, что пропустил сообщение от Лены. Оно выглядело странным. Будто писала до жути пьяная: «Приходи вечером. Будет ужин и вино. Или не приходи. Мне всё равно». Я написал: «Я уже пьян». Пусть порадуется за меня.
