— Я не выйду за тебя, — с нажимом повторила, взмахом руки
сбросив с кончиков пальцев предательскую дрожь, — давай всё
закончим. Ты творишь ужасные вещи, и я просто не могу…
— Не можешь? — главарь насмешливо хмыкнул и дернул щекой, находя
ситуацию забавной. — А мне кажется, что ты себя недооцениваешь.
Повторюсь: моя работа никак не повлияет на наши отношения. Не
дури.
Работа? Хотела бы я рассмеяться, но от его ласкового тона,
ничуть не обманывающего, мороз бежал по коже. Всё тело — оголенный
нерв, пульсация в напряженных мышцах была почти невыносимой.
Он поднялся с места и медленной походкой, полной чего-то
хищного, жесткого, неуловимого, направился ко мне. Сердце
загрохотало сильнее. Шаг. Еще один. Скрип паркета и шорох тяжелых
ботинок. Резко втянув носом воздух, я повела плечами, пытаясь
скинуть с себя этот липкий взгляд. Проклятье… мы же были детьми, у
которых никого больше не было. Только он и я.
Иронично, что взросление не пошло нам на пользу. Как и долгое
расставание.
Аромат хвои заполнил пространство, отчего я сразу подобралась.
Это было сложно игнорировать: удар по рецепторам, болезненные
вспышки перед глазами и горький привкус во рту от воспоминаний.
Раньше его тело пахло по-другому. Солью, дождем, дешевым одеколоном
со слабой отдушкой. Чем-то родным… без терпкости, угрозы и тяжести,
придавливающей к креслу.
Я почувствовала, как его ладонь мягко коснулась волос, и
все-таки вздрогнула, ощутив, как сгустился воздух, зашкалило
напряжение. Он не остановился — прочертил линию по лицу,
подушечками пальцев надавливая на кожу, огибая брови, веки и скулы.
Рука ползла дальше, и я не выдержала, воскликнув:
— Прекрати!
Я могла бы встать, дернуться, отпихнуть его руками, но
продолжала сидеть на месте, нутром понимая, чем это закончится. Он
— хозяин положения, и мы не в одинаковых весовых категориях. Мне
нечего противопоставить его силе, и я надеялась на то, что слов
будет достаточно для того, чтобы заставить его отойти.
На несколько томительных мгновений крепкая рука задержалась у
подбородка и тут же скользнула по горлу, не сдавливая, но ощутимо
накрывая, а вторая ладонь оттянула волосы, отчего мне пришлось
задрать голову и встретить прямой взгляд, подчиняясь движению его
пальцев.
— Я хочу уйти.
— Нет, пока я не услышу твое согласие.
— А они здесь для того, чтобы я была посговорчивее? — мотнула
головой в сторону двух мужчин, оставшихся ждать за дверью, но по
щелчку пальцев готовых ворваться в комнату и выполнить любой приказ
Фальконе. — Согласие силком из меня вытянешь?
Холодный смешок, слетевший с его рта, прозвучал крайне
унизительно. В темных, почти черных глазах мелькнул недобрый
огонек. Свет, льющийся из окон, слегка прикрытых шторами,
отбрасывал тени и подчеркивал острые черты лица, сжатые губы и
брови, сдвинутые в мучительном напряжении.
А ведь прежде я могла читать его, как открытую книгу. Видела
желание защитить, уберечь, помочь, поддержать. Сейчас же я вновь и
вновь пыталась забраться к нему в голову и поймать хотя бы одно —
самое сильное — чувство, но спотыкалась о нерушимую стену. Чего
ждать?
Сначала хватка на шее, столь властная и требовательная, что не
оставалось воздуха, затем легкое поглаживание пальцами. Его ласку
было непросто заслужить, и в этот момент даже она меня пугала.
— Мне не нужны другие, чтобы справиться с тобой, — отрывистый
тон резанул уши, но он на этом не остановился, снова надавил, — ты
говорила, что любишь меня. Где же твоя любовь? Наврала,
получается?
— Я любила, — губы онемели, голос пропал, и получилось лишь
прошептать, однако на фоне давящей тишины это было громче крика, —
любила тогда, в приюте. И потом тоже, но… до того, как узнала, кем
ты стал.
