Кожа горела от прикосновений.
Петя положил ладони на гладкие
женские бедра и чуть подбросил, заставив стройными ногами обвить
талию. Ее пышные губы жгло от поцелуев, тело тонуло в невыносимых,
сводящих с ума ощущениях. Мир кружился и казалось, что время
остановилось. В тишине комнаты были слышны лишь тяжелое дыхание и
тихие стоны. Мужские и женские.
Оторвавшись от горячего рта, Петя
склонил лицо и поцеловал в щеку, подбородок, под ним. Нажал
кончиком носа, заставив откинуть голову и открыть длинную шею.
Мужские губы скользнули по нежной коже, а когда коснулись любимого
места у сонной артерии, он услышал долгий приглушенный стон.
В тот же момент его предохранители
окончательно сгорели.
Он сглотнул, втянул носом чистый,
забившийся на подкорку запах разгоряченного тела и, полностью
осознавая, что делает, с разбегу бросился с высокого обрыва в
неизвестность.
Принимая все будущие последствия
своего выбора.
Петя ринулся вперед, дернул
податливое женское тело на себя, как вдруг почувствовал, как
маленькие, но сильные ладони толкнули в грудь. Нахмурился, моргнул
несколько раз, пытаясь смахнуть туман возбуждения, затянувший
взгляд, склонился и посмотрел на любимую женщину.
— Что не так? — голос хрипел, сердце
больно ударяло в грудную клетку.
— Отпусти.
— Не понял.
Услышав тихий голос, он нахмурился
сильнее. Слегка разжал объятия и обхватил ладонью щеку. Она
дернулась и качнула головой стряхивая руку.
— Отпусти меня. Не нужно, —
дернулась сильнее и выбралась из объятий. Поправила края рубашки и
дрожащими руками схватилась за россыпь мелких пуговиц, пытаясь
прикрыться. Но получалось откровенно плохо.
— Ты чего, малыш? Что не так?
Застыв в недоумении, Петя наблюдал
за ее тщетными попытками привести одежду в порядок: спрятать
кружево бюстгальтера за атласной тканью блузки, острые коленки,
обтянутые сеткой чулок, за подолом юбки, а прикушенные до крови
губы от его взгляда.
Только он все видел, а еще
чувствовал, как земля уходит из-под ног.
— Я не могу. Мы… мы не можем, —
голос уже начал дрожать, а в уголках зеленых глаз собралась
влага.
— О чем ты? — он попытался обнять ее
за плечи, но не вышло. Тогда на мгновение сжал кулаки, а затем,
собравшись, вытер ладонью лицо.
— Не могу… это предательство,
Петь.
Петр качнул головой.
— Что? Что для тебя
предательство?
— Все, все… — женский голос стал
тише. Сорвался на последнем слове. — Она твоя невеста… свадьба… Это
измена, ты понимаешь?
Мужская голова качнулась, сильные
руки капканом снова окружили хрупкое тело. Петя судорожно выдохнул,
боднул носом женский и склонился, столкнувшись лбами.
— Нет. С любимой женщиной это не
измена, малыш. А я тебя люблю.
Один резко вскинутый взгляд,
наполненный слезами счастья и сомнений, одно касание жестких
коротких волос на затылке, долгое мгновение балансировки на тонком
канате, протянутым между любовью и предательством… и жаркий
поцелуй, что снес все на своем пути. Он раскрошил годами
сформированные принципы в пыль и навсегда изменил судьбы трех
людей: подарил двум из них настоящее счастье, а третьего
уничтожил.
И все потому, что измена с любимым
человеком — это не измена.
Больше всего в людях Майя ценила
пунктуальность.
Но поднимаясь в стеклянном лифте на
тридцать восьмой этаж, когда часы показывали половину третьего, а
встреча была назначена на два часа дня, она простила сама себя за
это возмутительное опоздание. Нервничая, Майя постукивала носом
туфли лодочки по прозрачному полу в такт спокойной негромкой
мелодии, несущейся из динамиков, и внутренне поторапливала закрытую
кабинку. Улыбка вот уже час не сходила с ее лица, и каждый раз,
возвращаясь мыслями к бумажке, которая лежала в сумочке, улыбка
становилась еще шире.
