Никольский, тихо насвистывая, подошел к единственной лодке,
покрытой сверху куском брезента, сдернул чехол, под которым
обнаружились весла и большой прорезиненный мешок, из которого он
достал два дождевика, а взамен положил мои вещи и крепко затянул
веревку на горловине.
– Лера, прыгай в лодку! – позвал он меня, отвязывая посудину от
колышка на пирсе. – Справишься сама?
– Конечно! – Лодка закачалась под моим весом. Осторожно
переступая ногами, я пробралась на нос и села на треугольной
скамье.
Лодка казалась очень крепкой, новой, надежной, от дождя и волн
ее спас брезент, но я догадывалась, что очень скоро тут не
останется ни одной сухой досочки, а на мне – ни одной сухой нитки.
Поверх куртки я набросила на себя дождевик, натянула на голову
капюшон пониже и застегнула все пуговицы. Сразу стало жарко, и я
взмолилась, чтобы в этой одежде меня не вышвырнуло за борт – иначе
я камнем уйду на дно. Спасательных жилетов, увы, для нас не
предусмотрели – такие только туристам, видимо, выдают, а местные
без них плавают. Нахохлившись на носу, я наблюдала с волнением, как
Андрей спрыгивает в лодку, подбирает весла и вставляет в уключины.
Одним веслом, прежде чем вдеть его в разомкнутое наверху железное
кольцо, он с силой оттолкнулся от сваи, поддерживающей деревянный
помост.
– Нехорошо села, – сказал он мне и, поплевав на ладони, взялся
за греблю. – Иди ко мне ближе. Там тебя сейчас первой же волной
смоет.
Угроза напугала меня, и я поспешно перебралась в середину.
Стоило нам отчалить, как хмурые низкие тучи устали крепиться и
бурно разрыдались. Дождь ливанул как из ведра.
– Плыть в шторм это для нас неплохой выход, – сообщил Андрей, не
иначе из желания приободрить. – Это собьет погоню с толку.
– Думаешь, они не поверят, что мы в непогоду вышли в озеро?
– Не поверят, конечно! Таких дураков, как мы, в Койвуяги больше
нет!
– Это настолько опасно?!
– С Варозером шутки плохи. Это хоть и не море, однако шторма тут
бушуют порой знатные. Но ты не бойся, с нами абсолютно ничего не
случится, – и Андрей, задорно посверкивая глазами, продолжил
беззаботно насвистывать. Он накинул на себя дождевик, но даже не
застегнулся толком, его волосы слиплись от воды, рубашка спереди
промокла, но он не унывал.
– Как твоя рука?
– Я уже и забыл про нее, – улыбнулся он, возобновляя свой
художественный свист. Я лишь покачала головой: вот же мальчишка! И
кому нужна его бравада?
Поднялся ветер. Он дул в корму и, соответственно, мне в лицо. И
я отвернула голову в сторону, чтобы дыхание не перехватывало.
Ветер взбаламутил все вокруг. Небольшая рябь сменилась
крупными волнами, они становились все круче. Лодка скакала по
ним, взлетая и проваливаясь, вся в брызгах и пене.
Андрей, не прекращая насвистывать замысловатую мелодию, в
которой все четче проступал ритм, греб, упираясь ногами в днище. Я
сидела, крепко ухватившись за борта. Всякий раз, когда мы падали в
провал между двумя крутыми гребнями, мое сердце ухало прямиком в
пятки. Руки мои очень быстро заледенели, а еще меня сильно
беспокоило, что на дне лодки начала скапливаться вода.
– У нас течь? – крикнула я, нагибаясь вперед в желании перекрыть
шум ветра.
– Нет, все в порядке, – заверил меня Никольский. – Это небольшое
неудобство, связанное с путешествием в бурю.
– Куда ты меня везешь? На один из островов архипелага
Контукиви?
– Точно. На Хангапогу.
– Так просто? На самый большой остров. И сколько нам плыть?
– При таком волнении минут сорок.
– А это правда, что на Хангапоге осталось всего несколько
жителей?
– Правда. Но зато там живут очень хорошие люди. Они нам
помогут.
– Ты в них уверен?
– Моя бабушка оттуда родом. Ее там отлично помнят.
Лодка неожиданно зарылась носом в воду, обдавая нас холодными
каплями. Я пискнула, еще сильнее сжимая борта, а Андрей вдруг
сложил весла вместе и, придерживая их одной рукой, вторую поднес ко
рту и издал такой сильный свист, что даже Соловей-Разбойник,
окажись он тут поблизости, обзавидовался бы.
