Я так хотел сделать Ларе сюрприз. Мы встречались уже год и
стоило перейти к решительным действиям. Я уходил со старой работы и
принял предложение отца стать его заместителем в крупной компании,
всё ради Лары. Мне казалось, что она достойна большого дома,
дорогой машины, всех удовольствий жизни, а не мужа, который честно
отсиживает ночные смены в офисе, отслеживая целостность систем
передачи данных. Да, мне это нравится, но ради любви принято
проливать немного крови, выражаясь фигурально. Или нет.
Время к полуночи, а я все думаю, моделирую в голове
обстоятельства встречи. Закончить дежурство. Взять со стула куртку
(все же лето кончается), сдать смену в восемь Владу, напомнить,
чтобы он после своей ночной выбрасывал бутылки из-под пива. Выпить
кофе на углу, да по-крепче. Снять деньги с карточки, там как раз
нужная сумма, копил ведь. Поехать в ювелирку, забрать колечко,
которое заказал почти три месяца назад. Оно совершенно, как
Лара.
Изображение на мониторе внешних камер рябит, помехи, словно
тени, мечутся перед объективом.
— Давно надо сменить эту рухлядь, сколько говорил
Александровичу, - ворчать у меня в привычке, хотя, вроде тридцать
ещё не стукнуло, но роковая дата уже накрывает тенью и маячит в
пределах двух лет. — Он же, как баран, вооруженный властью и
ослеплённый полномочиями. Ну, вернётся генеральный, я все
выскажу.
Да, забрать кольцо. Потом домой, поесть, побриться, освежиться.
В парикмахерскую на первом этаже, надеть свой счастливый костюм и
позвонить Ларе. Она только проснулась, по голосу слышно. Лежит ещё
томная, плечи белые из-под пледа выглядывают, солнце пятнами на
спине греет ладошки. Каштановые волосы сияют водопадом, на подушке
кружевом лежат. Откроет один карий глазик, глянет, кто тревожит ее
сон, наморщит нос-курнос, губы пухлые надует, но трубку возьмёт.
Ведь часа через три встреча в ресторане, а она ещё спит и соберётся
часа за два с половиной.
Снова помехи. Камеры по периметру погасли одна за другой. Вот же
хлам.
— Твою берёзу ветер гнул! — лучше так, чем матом, хотя искренне
хотелось поведать стенам свои мысли по поводу начальства.
Приходится лезть в куртку и выходить на августовский ветер. В
воздухе водяная пыль. Тот самый тип московских осадков, который
больше всего раздражает. Холодная взвесь дождевых капель словно из
пульверизатора падает с неба и висит над асфальтом. Промокает от
нее все и сразу, холодом она оседает даже в карманах, под джинсами,
в волосах. Мир через эту мокрую марлю размытый, всякое движение,
словно акварель потекшая — то ли есть, то ли нету.
— Мерзость, — тяжёлый фонарик с ударной ручкой становится
ледяным и скользким. — А ведь даже не сентябрь. "Без осадков..."
как же, господа свиноптики!
Снаружи прожекторы, освещающие территорию, горят через один.
Экономия экономная, материю твою за законы физики! С веток черемухи
капает, листья все время в движении, ощущение, что весь мир вокруг
перетекает и движется.
Пришлось лезть за стремянкой в подсобку, потом волочь старую
скрипящую тяжеленную лестницу к щитку питания камер. Однако, щиток
был цел, исправно работал. Я перетащил лестницу к ближайшей камере
и тут сюрприз - провода под объективом вырваны и торчат пучком. Уже
смутно подозревая, я продолжил гимнастику с лестницей. Весь
периметр был ослеплён самым варварским способом.
Одна из камер была неплохо освещена, на бетонной стене виднелись
крупные царапины — таких крыса не оставит. Тревога слишком поздно
пнула мое сознание. Я бросился бегом к подсобке, запихнул как
попало лестницу и дал деру до дверей, заперся изнутри в освещённом
теплом мире, подальше от теней, дождя и всех странностей.
— Ничего, солнце взойдет и все прояснится, — негромко я успокоил
сам себя, — вызову полисмэнтов, всё расскажу им, сдам смену и пусть
разбираются. А у меня встреча и дела.
