Избушка полыхала. Огонь перекинулся на крышу, по которой,
обезумев от ужаса, метался рыжий кот.
– Найдён, прыгай! – кричала, вырываясь из сильных, крепких рук
царевича, растрепанная, перепачканная сажей пожилая баба в тлеющем
тулупе.
Кот с пронзительным воплем сиганул сверху в высокий сугроб. Тут
его и подхватил за шкирку тщедушный мужичонка, состоящий в
стремянных у царского сына. Животина и мяукнуть не успела, как
оказалась в мешке.
– Это… что… с ним делать-то? – спросил стремянной. – Того? – он
мешком указал на полыхающую избушку.
– Не смей! – закричала, чуть не плача, баба, в очередной раз
попытавшись вырваться из рук царевича.
Тот резко оттолкнул её от себя. Она упала в рыхлый, чуть
подтаявший от жара горящей избы снег и заплакала. Добрый молодец
повернул к ней розовощекое лицо. Стало заметно, что под глазом его
расплылся огромный, красно-лиловый синяк. Он был точно такого же
цвета, как стеганный, подбитый мехом кафтан царевича.
– Что, Яга, по-хорошему говорить будем или нам кошака к жариться
к твоей бешеной Метле отправить? – он кивнул на объятую пламенем
избушку.
Василиса умоляюще протянула к нему руки. Времени объяснять, что
она совсем не баба Яга, у неё не было.
Молодец соколиным взглядом обвел поляну. Вокруг валялись
выброшенные вещи, которые хозяйка пыталась спасти из горящей избы,
пока не стало ясно, что дело это безнадежно.
– Кузьма, дай-ка мне хвостатого… И шапку принеси.
Стремянной подал ему мяукающий мешок и побежал к ближайшей
сосне. К ней стрелой пришпилило головной убор царевича. Еще
несколько стрел торчали в коре рядом.
Взгляд молодца остановился на Бабе Яге. Вопреки его ожиданиям,
она оказалась еще крепкая, не старая. Выбившиеся из-под вышитого
платка русые, слегка подпаленные волосы уже имели заметную седину.
Ей можно было бы дать лет пятьдесят пять или немногим больше. Точно
не определить из-за копоти на лице, резко обозначившей все
морщины.
Царевич огляделся, заметил торчащие из снега широкие, охотничьи
лыжи. Вышитым валенком он пнул ближайшую лыжу в сторону побеждённой
и покладисто сказал:
– Сразу надо было со мной, добрым молодцем, по-хорошему.
Надевай-ка это. С нами пойдешь.
Не обращая больше на неё внимания, царский сын обернулся в
сторону Кузьмы, который пыхтел у дерева, пытаясь выдернуть
наконечник из ствола. Тот вонзился глубоко, поэтому у стремянного
никак не получалось справиться.
Царевич вздохнул, дошел до него и, приложив некоторое усилие,
вынул стрелу из коры. Шапка упала. Молодец покачал головой, поднял
её, стряхнул снег о колено и, нахлобучив головной убор на
соломенные кудри, обернулся к Яге.
– Плохо стреляешь из лука, – ухмыльнулся он. – Шапку только
испортила!
Василиса на мгновение оторвалась от лыж, вскинула на
непрошенного гостя мокрые не то от дыма, не то от слёз глаза,
усмехнулась с горькой иронией, но промолчала.
…В это самое время в избушке, за подпертой сундуком дверью
чулана, прижималась к стене Волшебная Метла. Она тщательно
поджимала свои прутики, чтобы ни одна искра горящих досок не
долетела до неё. Метла выжидала, когда охваченная огнем дверца
прогорит настолько, чтобы ударить в нее с размаху черенком и
выбраться на свободу.
Тихо в заснеженном лесу. Только слышно, как иногда всхрапывают
кони, да скрипит под лыжами снежок.
Василиса двигалась первой. Чуть позади неё, верхом, ехали
царский сын и его стремянной.
Иногда под снегом обнаруживались ветки, коряги, поваленные
деревья. Тогда пленница спотыкалась и падала, долго барахтаясь в
сугробах.
Когда она в очередной раз свалилась, царевич произнес, стараясь
скрыть раздражение:
