Во всем виноваты трусы!
Стринги немилосердно натирали везде, где только можно. Из-за них
моя жизнь изменилась навсегда.
Я решила зайти за угол, поправить этот неприятный предмет
гардероба, и не заметив открытый люк, ухнула в него, мгновенно
погружаясь в темноту. Очнулась уже тут, в холодном неприветливом
Галдрейне.
– Яська быстро воду неси, что застыла?! – Кликнула мне Ниха,
выглядывая из зала. Я отвлеклась от своих дум и, ухватив два
тяжеленных деревянных вёдра, понеслась к колодцу.
Ниха владелица таверны, такая здесь одна на многие километры и
приезжих всегда толпится немало. Кому лошадей кормить, кому
припасов купить, а кто просто хочет отоспаться после своих походов
в Пустошь, а золота на отдельный домик нет.
Я споро набрала воду и понеслась на кухню, попробуй не будь
расторопной, или еды лишат, или спать не дадут.
Появилась я тут вся такая красивая, в облегченных джинсах, из-за
которых, собственно, и надела стринги, чтобы попа круглым орехом
выделялась. На ногах босоножки с красивыми камешками, тонкая маечка
на бретельках, сумка в которой множество милых женскому сердцу
мелочей. И стою я, значит, вся такая на дороге, а на меня несётся
отряд стражников, обход границ у них был. Не знаю, как они меня
сразу не прибили от греха подальше, мало ли нечисти по границе
ходит. Но мне повезло, старшим в отряде был дядька Миха, он то и
решил до выяснения отвести меня сначала в поселок к старосте.
Связали меня, накинули тулуп и повезли. Не знаю, как я не сошла
с ума в первые часы, как вообще не рехнулась в первые дни.
Домишки в поселке небольшие из тёмного заговоренного дерева,
поселок обнесен высокой стеной с вышками. Люди в странной одежде,
мужики брутальные в доспехах и с мечами. И я понимала, что это не
сбор ролевиков или реставраторов, а самое настоящее
средневековье.
Староста меня каким–то камнем проверил, обвел вокруг моего
дрожащего тела, камень сверкал и искрился как порванные провода и
горел синим цветом. Староста хмыкнул и сказал:
– Живая баба, чего ее ко мне притащили?
– Так на дороге стояла, в непотребном виде, что с ней делать
теперь Сах?
– Ты дева, чья будешь? – спросил староста.
– Не помню, – только и смогла я сказать.
– Ну что ж, – староста спрятал в шкатулку камень, – и такое у
нас бывает. Может, отбилась от своих, а нечисть памяти лишила есть
тут такие. Выбралась живая и то ладно.
– Так куда ее? – настойчиво спросил Миха.
– В таверну Нихе отведи, та давно ноет, что рук рабочих не
хватает, охотники, да райды всех девок опять растащили.
Миха ухватил меня, за тулуп, который все еще был на мне и
потащил вон из дома.
На Земле лето, а тут поздняя осень, ветер пронзительный,
сырость, голые деревья, кое-где наледь и грязный снег. И я в
босоножках и тонких штанишках…
– Ты главное, не робей, – поучал меня Миха, – Ниха она баба
справедливая, но больно скорая на расправу. Под горячую руку ей не
попадайся, а то хлипкая ты больно, сметет и костей не соберешь. У
нас тут, все по–простому, работай и будешь есть и спать в защите.
Лентяев тут не терпят, Пустошь рядом и праздный ум быстро одержимым
становится. Мужикам не доверяй, все тут проездом, обрюхатят и
бросят, так и знай. Ну а со всем остальным сама разберешься.
Миха словно чувствовал за меня ответственность и сделал больше,
чем от него требовалось. Даже сумку мне вернули. На границе люди
суеверные и трогать того, кто смерти избежал и из лапы нечисти
вырвался, считалось плохим знаком. Хотя и ворья тут хватало и
"разводил" всяких, кто только к границам не съезжался, чтобы быстро
разбогатеть. Только поселок небольшой и долго тут не задерживались,
стараясь добраться до Рейна, городка, что в дне пути.
Я тогда удивлялась как так, ведь и одежда у меня другая и внешне
я от местных отличаюсь, невысокая, да светловолосая, с серыми
глазами, но, когда прожила несколько месяцев и через таверну
прошлось немало людей и нелюдей, поняла, ничем в принципе не
выделяюсь. Уши простые недлинные, зубы не торчат, глаза красным не
светятся. Живая баба, как сказал староста.
