Ося загрустил почти сразу. Стоило выехать на более-менее приличную и широкую дорогу, как я даже обернулся на всякий случай, хотя предельно точно понимал – деться ему из закрытой машины на ходу было некуда. Тем более, в трёхлитровой банке. Но то, как резко пропали его изводящие фразы, комментарии и советы, ощутили, кажется, все в машине.
По обрывкам фраз и оговоркам, случайным или не очень, я осторожно предполагал, что сильно задолго до изобретения не то, что интернета, а даже телеграфа, Землю охватывала другая глобальная информационная сеть. Разумеется, недоступная амбициозным двуногим, потому как создана была не ими и не для них. Некоторые человечки даже догадывались о её существовании. Считанные единицы были в своих догадках очень близки к истине.
Дерева́, древние и первые разумные жители планеты, сперва пустили в неё корни, а потом научились с их помощью не только брать, но и отдавать. И передавать. И за сотни тысяч лет создали свой, так скажем, дендронет.* А потом научились как-то пользоваться не только им. Как это работало – я предсказуемо не имел ни малейшего представления, даже примерно. Наверное, так же, как оптика и нейротоксины – как-то. Но работало точно. Фраза Осины «птичка напела» на мой вопрос о том, как я увидел, будто в тепловизоре, пятерых бойцов Шарукана, появившихся на берегах Ведьминого озера так кстати, была издевательской, как я сразу решил, лишь отчасти. Мудрые Дерева и вправду слышали и понимали языки всех живых существ. И могли видеть их глазами. Моих же знаний даже близко не хватало, чтобы хоть примерно понять механику этого процесса. Я сдался на попытке оценить, сколько же нужно вычислительных мощностей, чтобы построить трёхмерную картинку в тепловом диапазоне, имея из вводных птичье пение, давление на траву и мох, скорость и направление ветра и ещё Бог знает сколько и каких параметров.
И вот теперь, впервые за тысячелетия, Осина отключилась от «кабелей» дендронета. Что-то наверняка «подтягивалось по воздуху», но, судя по Древу, этого было недостаточно. А все его «сервера», «роутеры» и прочая органическая машинерия, о которой я мог только догадываться, остались позади. На том самом месте, где стоял пустой теперь амбар с «этажеркой» внутри. Безжизненной, потому что росток ехал сейчас с нами. С каждой секундой всё сильнее отдаляясь от дома.
Поскольку ни дорога, ни трафик на ней не предвещали ничего ни опасного, ни интересного, я позволил себе чуть отвлечься. Разговоры в салоне сошли на нет сами собой, и моё молчание тоже никого не волновало. Задний ряд дремал в полном составе, лишь Лина время от времени поглаживала мне правую ладонь, будто чувствуя что-то.
Я начал сканировать пространство салона, как бы прислушиваясь и присматриваясь, только не ушами и глазами, как раньше. То, что эмоции имели цвета и оттенки я понял ещё в тот памятный миг, когда почуял тревогу Осины. Тогда Хранитель, не рассчитав силы, едва не испортил нам все реанимационные процедуры, и пришлось вбухать в него столько Яри, сколько получилось найти. А получилось много. Осторожно пытаясь если не создать, то хотя бы представить в груди тот самый игольчатый световой шар, продолжал «вчувствываться» в воздух вокруг. И через некоторое время стал различать оттенки. Было похоже на фотографии ауры, которые публиковали в сети всякие, как я считал, шарлатаны.
Вокруг Энджи было спокойное розовато-жёлтое поле, с тремя участками, где цвета были более концентрированы – голова, область диафрагмы и где-то на ладонь ниже пупка. Наружные края этой странной незримой оболочки, шевелящиеся, как плазма вокруг Солнца на кадрах научно-фантастических фильмов канала «Дискавери», тянули едва заметные пастельно-розовые лучи в мою сторону. Моё же поле было равномерным и ярко-белым, как снег. Или самая середина разлапистой ветки молнии в ночном полуночном летнем небе.
