Карина едва не споткнулась о глянцевую ступень при подъеме на борт Лайнера, втягивая в легкие странную смесь запахов – дорогой парфюм, свеженанесенный лак и соленую, чуть маслянистую свежесть океана. «Джазовый бриз» – лайнер, чье название звучало практически насмешкой над всей её судьбой. Но отчасти именно из-за названия и решилась на это путешествие.
Потертая кожаная куртка спасала от ночной прохлады и потрепанный чехол с нотами, туго набитый под мышкой, грел ей сердце, а остальной багаж не так ценен и его вполне можно доверить улыбчивому юноше, помогающему только что приехавшим с ночного авиарейса пассажирам. Повсюду слышались голоса, обсуждавшие, видимо, курсы акций и последние курорты Средиземноморья. Ей же хотелось добраться до каюты, спрятаться и перевести дух после хаоса аэропорта и порта. А ещё записать пришедшую на ум мелодию.
Ее крошечная каюта с видом не сколько на океан, а скорее на белую стену палубы, оказалась функциональной. Минимум пространства, максимум удобства. Карина бросила папку на достаточно просторную кровать-нишу и вышла в коридор.
За толстым стеклом уже не было земли, только бескрайняя синева, рассекаемая белоснежным носом корабля. Гул двигателей, глухой и мощный, стал ее новым фоном. Творческий ступор, преследовавший ее последние месяцы, казалось, остался на земле, мелодии вновь наполняли её мысли, а пальцы стали послушнее. Консерватория, первые успехи, серьёзные выступления и вот мечта исполнилась, а потом скрежет тормозов, лязг метала… И пустота неизвестности. И как будто кто-то выключил внутри музыку. Этот круиз – отчаянная попытка матери «встряхнуть» дочь, вырвать из серой реальности. «Найди вдохновение, Кариночка! Море, солнце, новые люди!» – голос мамы звучал в ушах. Новые люди… Карина вздохнула. Она скорее готова была нырнуть за борт, чем с кем-то знакомиться и общаться, а вот море и солнце… Целую неделю Карина именно этим и наслаждалась: водной гладью, солнцем и шумом ветра.
Вечером восьмого дня ей стало скучно, и она блуждала по бесконечным коридорам, похожим на лабиринт роскоши. Карина наткнулась на едва слышные звуки. Не попса из главного бара, а что-то другое… Глухой удар контрабаса, шипение тарелки, плавный глиссандо саксофона. Музыка лилась откуда-то снизу, завораживающе несовершенная, живая. Карина, как загипнотизированная, спустилась по винтовой лестнице. Дверь с вывеской «Рифф» была приоткрыта. Внутри – полумрак, барная стойка с мягкой подсветкой и… сцена. Небольшая, но настоящая. И на ней – рояль. Черный, полированный до зеркального блеска «Стейнвей». Карина замерла на пороге.
В баре было всего человек десять. Пара влюбленных в углу, несколько мужчин, обсуждающих что-то у стойки, пожилая пара, ритмично покачивающаяся в такт. На сцене трио – саксофонист, контрабасист и барабанщик – дымили сигаретами в перерыве. Музыка стихла, остался лишь тихий гул разговоров и звон льда в бокалах.
Карина долго смотрела на него. Рояль. Не инструмент – а искушение. Пальцы сами собой сжались, воспроизводя воображаемые аккорды. Два года назад она бы не задумываясь села и залила бар своей импровизацией. Сейчас же внутри все сжалось от страха. А вдруг не получится? Вдруг пальцы снова станут чужими. Но вид клавиш, знакомый до боли изгиб крышки… Это был магнит. Шаг. Еще шаг. Она почти не осознавала, как пересекла зал, как оказалась на сцене. Музыканты удивленно подняли брови. Карина робко кивнула.
– Можно? – ее голос прозвучал хрипло от волнения.
Саксофонист, мужчина с седыми висками и добрыми глазами, улыбнулся:
– Для красивой дамы – всегда. Разминайся, солнышко.
Она отстегнула чехол, положила ноты на пюпитр (чистый лист – символ ее последних месяцев), сняла куртку. Под ней оказалась простая черная футболка. Карина провела ладонью по полированной поверхности рояля. Прохладно. Она опустила крышку клавиатуры. Села. Отрегулировала табурет. Казалось, весь зал затаил дыхание. Или это только в ее голове?
