Что думает ворона о людях? Что люди – это, прежде всего, шляпы.
Что думает о людях крыса? Что люди – это, прежде всего, башмаки.
Истина, конечно, как всегда таится посередине. Для жонглера,
идущего по канату над толпой, люди – это прежде всего запрокинутые
лица. Это разинутые в ожидании рты, это глаза, полные нетерпения.
Как будто недостаточно идти выше всех. Актер должен что-то
совершить, выкинуть какой-то фортель… а еще лучше – свалиться.
Дженни тяжело вздохнула: эти лица с разинутыми ртами и глазами,
в которых читается нетерпение… слишком знакомо! Кстати, ворона тоже
была рядом, сидела на сучке в трех шагах от Дженни и тоже косилась
вниз, на толпу. Должно быть, удивлялась отсутствию привычного
потока шляп под собой. Что же касается крысы… Дженни крикнула:
- Мисс! Эй! Эй, под ногами! Мисс Фортлекс! Моя обувь! Спасите
ее!
Почтенная дама, напряженно следившая за каждым движением Дженни,
вздрогнула, стала озираться…
- Мои туфли! Эй! – требовательно прокричала Дженни.
Не сразу, с большим опозданием, Мисс Фортлекс заметила ратлера.
Тот, алчно водя серым мохнатым носом, подбирался к туфлям, которые
Дженни сбросила прежде, чем лезть на дерево. Все, что оказывалось
на мостовой, ратлеры считали своим, и туфли сейчас пребывали в
огромной опасности. Мисс Фортлекс затопала ногами, замахал толстыми
маленькими ручками, чтобы отогнать ратлера. Наконец догадалась
поднять злосчастные туфли. Дженни усиленно закивала, чтобы выразить
одобрение почтенной женщине.
В конце концов, умение жителей Эверона не замечать ратлеров под
ногами вошло в поговорку. Просто счастье, что Дженни подумала о
воронах и крысах, эта мысль сподвигла ее поглядеть вниз, и туфли
были спасены. Теперь можно было приниматься за дело.
Она выпустила ствол старой яблони, чуть развела ладони в
стороны, отыскивая равновесие… и зашагала по ветке к Фили, замершей
на самом кончике самого тонкого сучка, какой только смогла отыскать
на дереве. Ворона одобрительно каркнула. В толпе, собравшейся под
деревом, несколько мужчин неодобрительно высказались относительно
слишком худых ног Дженни.
Фили пискнула, когда ветка закачалась под ногами девушки. Чем
ближе, тем сильнее… Когда расстояние, отделяющее Дженни от кошки,
сократилось до двух шагов, она медленно согнулась и протянула руку.
Фили недоверчиво уставилась на растопыренные пальцы, нависшие над
ее загривком и, кажется, еще сильнее вцепилась в кору яблони. Во
всяком случае, из-под коготков свалилось несколько крошечных
кусков.
- Идем по-хорошему, - потребовала Дженни.
Кошка не реагировала. Дженни сделала еще один крошечный шажок, и
под ногой хрустнуло. Пришлось отступить, слишком тонко. Дженни
закусила губу. Она начала злиться – на глупую кошку, на тупых
горожан, которые пялятся снизу на ее ноги, и при этом ничего не
понимают в женской красоте, на мисс Фортлекс.
Впрочем, мисс Фортлекс – клиентка, а это категория людей, чьи
причуды полагается терпеть. Тем более, что эта пухлая дама,
склонная постоянно ахать и причитать без всякого повода –
единственный клиент в этом месяце. Нынче утром она ворвалась в
детективное агентство на Горшечной улице, дом восемьдесят четыре, и
внесла приятное разнообразие в нудное ожидание заказов.
***
Честно говоря, она была единственной не только в этом месяце.
Дела у Дженни и ее компаньонов шли совсем неважно, потому что все
по-настоящему выгодные заказы почему-то доставались Джеку Джеку,
открывшему заведение в двадцати шагах от дома отставного
префекта.
О, Джек процветал! Он наладил добрые отношения с местными бандами и
специализировался на том, что договаривался о возвращении краденого
пострадавшим «за чисто символический процент». Зато те не
обращались с жалобами в префектуру, преступность в Юго-Восточном
округе пошла на убыль, новый начальник стражи ходил с гордым видом,
что больно ранило сердце Эдуарда Квестина. Ну и в его агентство
никто не обращался. В общем, положение агентства выглядело довольно
кисло.
