НАСТОЯЩЕЕ
Кто сражается с
чудовищами,
тому следует остерегаться,
чтобы
самому при этом не стать
чудовищем.
(Ф. Ницше)
Брайан
— Ну и рожа… — усмехнувшись своему
отражению в зеркале, склоняюсь над раковиной и плещу себе в лицо
очередную порцию ледяной воды, чтобы хотя бы снаружи выглядеть не
таким ничтожным, каким я себя чувствую внутри.
Вчерашнее сборище головорезов, среди
которых был и ваш покорный слуга, больше походило на оргию, чем
празднование дня рождения Папы. Машинально кривлюсь, вспоминая его
отеческие похлопывания по плечу в знак одобрения за проворачивание
очередного грязного дельца. Меня накрывает рвотный рефлекс каждый
раз, когда я вынужден произносить слово «папа» не по прямому
назначению.
Прости, отец. Надеюсь, ты будешь
мной гордиться.
Когда-нибудь. Там.
Чересчур долго полощу рот, как будто
это поможет очистить мои мысли, и усердно намыливаю руки, чтобы
смыть с них невидимый слой грязи, в которой я барахтаюсь по
собственной воле.
Опираюсь на край раковины и опускаю
равнодушный взгляд вниз, когда на мой живот по-хозяйски
укладываются ладони с умелыми пальцами Ханны. Она – мой бонус за
времяпровождение в одном из самых могущественных преступных кланов
Калифорнии, а ещё она – дочь Папы, иметь которую – особый вид
удовольствия. И под «иметь» я имею в виду не только наши постельные
аттракционы, во время которых меня не покидает чувство, что я –
герой «Шоу Трумана[1]». Каждый раз, когда она пытается изогнуться в
выгодном для неё ракурсе или артистично стонать в лучших традициях
порнофильмов, я так и жду, что за спиной раздастся: «Стоп.
Снято!».
Всё здесь фальшивое, как и я сам, но
цель оправдывает средства. За три года я привык. Вся моя жизнь
после двадцати стала выглядеть, как восхождение на Эверест:
изнуряюще, сложно, местами болезненно, иногда с потерями членов
своей команды, но, когда вскарабкиваешься на вершину, понимаешь,
что оно того стоило. Ради этого я и живу.
Перехватываю ладонь девушки в тот
момент, когда она ныряет за резинку моих трусов. Встречаюсь с её
озадаченным взглядом в зеркале и поясняю свой жест:
— Опаздываю на встречу с твоим
отцом.
— Брай, да брось. После вчерашнего
он наверняка будет отсыпаться до обеда, — томно шепчет Ханна и,
обдав мою спину горячим дыханием, начинает искусно вырисовывать на
ней языком карту Европы, не иначе.
Я не железный. Секс с этой
симпатичной малышкой довольно неплох, и утренняя разрядка мне бы
сейчас точно не повредила, но я и правда тороплюсь. Меня разбудил
звонок Генри Купера, подручного Папы. А если звонит он лично,
значит случилась какая-то хрень.
Целую каждый её пальчик по
отдельности, нацепив тот вид многообещающей улыбки, который на неё
действует безотказно. Уверен, в её умной головке уже вертится план
по моему окольцеванию. Этому не бывать, но знать ей об этом совсем
необязательно.
Пока Ханна нежится в пене с
ароматом, сводящим мои скулы, достаю из тайника секретный телефон,
вставляю сим-карту, спрятанную в кулоне с ликом Богородицы на моей
шее, и отправляю нужному адресату традиционное SMS, без которого
через двадцать четыре часа моё имя тотчас вычеркнут из списка
сотрудников, а заодно сотрут всю мою биографию в целях безопасности
страны, и я стану никем. Призраком. Такова моя жизнь. И я
осознавал, на что иду, когда принимал присягу и ставил свою подпись
в контракте.
Хватаю с вешалки первую попавшуюся
рубашку и бежевые брюки, отключаю все глушилки прослушки и скрытых
камер, чтобы в доме даже муха не пролетела без моего ведома, и
спешу в гараж к ещё одному бонусу, который я заработал потом и
кровью, находясь в подчинении Папы. Серебристый спорткар Porsche –
моя награда за то, что я спас жизнь этому ублюдку. Разумеется, всё
было мастерски подстроено моими ребятами.
