Ника сидела на лавочке и болтала ножкой. Обеими не могла — на
вторую ногу я натягивала ей сапожок, на тёплый пушистый носок дело
шло туго.
— Толя сказал, что мой папа инопланетянин, — сообщила мне дочка.
— И поэтому я такая.
Я замерла. Иметь особенного ребёнка было непросто. В садике Нику
дразнили, но в последние полгода мы ходили в специальный сад, в
группе было всего восемь детей, и все с проблемами по зрению. И
здесь Нике было хорошо, до тех пор, пока сюда не перевели Толю.
— Ну все, — сказала я. — Хватит.
Отбросила чёртов ботинок и решительным шагом вернулась в группу.
Обвела её взглядом — только два ребёнка, обе девочки, и ни одна из
них явно не Толя.
Раньше мне и в голову не пришло бы разбираться с чужим ребёнком
из-за детских обид. До тех пор, пока у меня не родилась дочка.
— Не ругайся на него, — попросила Ника.
— Я отругаю его маму, — решила я. — Пусть воспитывает своего
ребёнка.
На Нике серебристый пуховичок и шапочка цвета бордо. Её
белоснежное лицо сильно контрастирует с яркими цветами, но Ника
любит все яркое. Мы идём к машине, я мысленно репетирую разговор с
матерью того мальчика.
Нельзя обижать людей просто потому, что они отличаются от
других. У моей дочки — альбинизм. Это стало понятно уже в роддоме,
у неё был белоснежный пушок на макушке, такие же белоснежные бровки
и ресницы. Она вся была похожа на облачко. И да, мне моя дочь
казалась самой красивой в мире, и куда больше белых бровей меня
беспокоило то, что альбинизм привёл с собой проблемы со
зрением.
— А почему я такая? - спросила Ника уже в машине.
— Ты самая красивая. И ты была самой белой снежинкой на
утреннике. Самой настоящей.
Ника захихикала, и я надеялась, что к этому разговору мы пока не
вернёмся. В нем было употреблено слово табу. Папа. Папа, черт
побери. Я привыкла к тому, что для своего ребёнка я целый мир, и
никого нам больше не нужно. Но теперь она растёт. Она узнает
больше. Она задаёт вопросы и я не всегда могу найти на них
ответ.
Ника вроде успокоилась, но я знала, если что-то ей в голову
пришло, то она не уймется. Это в ней от её папы, о котором я так
боюсь говорить.
— А кто тогда мой папа?
Я вздрогнула.
— Мужчина. Обычный папа, как у всех. Люди разводятся, такое
случается.
—Ты не показываешь мне фотографии!
Я стиснула руль. Больно дышать. Притормозила на минуту. Ника
права. Ребёнок не виноват в том, что родители разошлись. Она не
виновата в том, что я ненавижу её отца. И Ника и не подозревает,
что её папочка даже не знает о существовании у него дочери.
— Покажу.
— Обещаешь?
— Да. Только мне нужно немного времени подготовиться. Хорошо? А
пока давай поедем в кафе?
Я старалась максимально социализировать ребёнка. Сейчас ей
четыре года и она начала понимать, что отличается от остальных.
Ника не должна бояться людей. Должна уметь с ними
контактировать.
А ещё кафе это отличный повод отвлечься от неудобного
разговора.
Я припарковалась возле итальянского ресторанчика. Дорогой,
зараза, но мы все равно ходим сюда раз в месяц - очень вкусно, и
отличная игровая комната. На первом этаже сдали куртки в гардероб и
Ника поскакала вприпрыжку по ступеням на второй этаж.
Она была запоминающейся, моя особенная девочка. Администратор в
дверях игровой комнаты сразу её узнала и приветливо протянула ей
руку.
— Ника здравствуй, - улыбнулась девушка.
Ника отвесила шутливый реверанс.
— Я пойду закажу самую огромную пиццу, - сказала я дочке. — И
потом позову тебя.
Но Нику уже манил великолепный мир игровой площадки. Здесь -
огромные игрушки, батуты, бассейны с шариками, здесь куча лесенок,
канатов для лазания и самый настоящий замок. Единственное, что меня
беспокоило, это то, что моя белоснежная дочка может упасть и
пораниться о свои очки.
