— Мама, мама... не оставляй нас, —
мои трехлетние девочки-близняшки мчатся по дорожке парка. Их
одинаковые розовые платьица с пачками вместо юбок, колышутся на
ветру.
Не успеваю даже моргнуть, как дочки
подбегают ко мне, обнимают за ноги, сминают длинную плиссированную
юбку бежевого цвета, прячут в ней личики.
Опускаю взгляд и сразу вижу две пары
светло-русых хвостиков. Только у Оленьки они привязаны ее любимым
розовым бантиком. Леночка вообще не любит собирать волосы, но,
видимо, на этот раз поддалась на уговоры сестры. И, похоже,
согласилась только на резинки.
Девочки так крепко стискивают мои
ноги, будто на самом деле боятся, что я их оставлю. Заправляю
рыжие, упавшие на лицо, волосы за уши. Хмурь, прижимаю обеих
девочек к себе. Тонкая бретелька белой шелковой майки сползает с
плеча, но я даже не пытаюсь ее поправить. После смены в больнице
сил стоять совсем нет. Но тревога, бурлящая в крови, не дает
расслабиться. Она паучьими лапками ползет по коже, гудит в ушах,
отнимает дыхание.
— О чем вы? — горло сдавливает,
приходится проталкивать слова. — Я никуда не денусь, — стараюсь
вложить в голос все спокойствие, которое у меня осталось.
Вот только мой разум впадает в
настоящую панику.
Что-то не так…
Что-то не так…
Что-то, явно, не так!
Пока Оленька как можно сильнее
жмется ко мне, Леночка поднимает головку. В глазах дочурки стоят
слезы, носик покраснел, а губы подрагивают.
— Там тетя, — ее тонкий голосок
звучит как писк из-за несдерживаемых рыданий, — сказала, что станет
нашей новой мамой, — малышка шмыгает носом и снова прячет лицо в
мою юбку.
Сердце пропускает удар.
— Какая еще тетя? — голос садится,
внутри все холодеет.
Теперь Оленька поднимает на меня
заплаканное личико. Ее бантик, видимо, не очень хорошо закреплен,
потому почти соскальзывает с волосиков, повисая на кончиках
хвостиков.
— Подруга папы, — дочурка
всхлипывает. — Она на меня наругалась, когда я сказала, что ты
никогда нас не бросишь, — малышка начинает рыдать в голос.
— Да, тетя еще схватила Оленьку.
Кричала и трясла ее. Сильно трясла, — Лена бормочет мне в юбку,
крепче хватаясь за мою ногу.
Желудок болезненно скручивается.
Дрожь проходится по телу. Злость вспыхивает в груди, кровь начинает
бурлить в венах, как только понимаю, что непонятная женщина
причинила боль моим малышкам. Конечно, они еще те фантазерки, но
такое уж точно придумать не могли.
Никто! Никто не имеет права трогать
моих дочек!
Сужаю глаза Хочу присесть перед
девочками на корточки, взглянуть в их глазки, успокоить, но она так
сильно держат меня, что даже пошевелиться не могу.
— Где вы видели, — сглатываю ком,
образовавшийся в горле, — “тетю”, — гневно выплевываю.
Малышки словно сговорившись
поднимают головы. Слезы блестят в их глазах.
— Там, — одновременно машут ручками,
указывая за свои спинки.
Червячок нехорошего предчувствия
буравит изнутри. Так сильно стискиваю челюсти, что скулы сводит.
Дыхание прерывается. Медленно поднимаю голову, смотрю в
направлении, в котором указали девочки.
Мне приходится проскользить взглядом
по нескольким людям, прежде чем застываю. Все внутри леденеет,
ухает вниз. Тошнота подкатывает к горлу.
Ведь я вижу не только «тетю», но и
своего мужа.
Артем, никого не стесняясь, прямо в
парке сосется с какой-то блондинкой.
Не верю своим глазам. Хочется
протереть их. Кажется, что если сделаю это, видение исчезнет, а
взор очистится. Но чем больше смотрю, тем ярче осознаю — глаза не
обманываю меня.
Все внутри скручивается от боли.
Мой муж в черном костюме, видимо,
сегодня у него намечалась деловая встреча, проталкивает язык в рот
какой-то женщине. Блондинка в белой блузке и черною юбке одной
рукой зарывается в темные волосы Артема, второй — скользит по
животу. Опускается все ниже, ниже, ниже…
