— Что за… — выдыхаю я, не веря своим
глазам.
Мой тайник пуст!
В нем ни купюры, а было отложено
немало!
Я собиралась уже наконец съехать с
этого сумасшедшего дома, но меня обокрали.
И я знаю, кто это сделал.
Нет, это не мой никчемный отчим, а
моя родная мать!
Швырнув коробку из-под обуви на
кровать, я выбегаю из комнаты и мчусь на кухню. Они целыми днями в
ней торчат. То в кухне, то в зале. Но чаще в кухне. Живут на деньги
по инвалидности отчима, ну еще и на мои.
Угадала. Они в кухне. Сидят,
распивают свой любимый напиток. Но еще более-менее трезвые. Только
принялись. А ведь еще четыре дня…
— Кто взял мои деньги?! —
перекрикиваю я мизерный телевизор, что орет у них тут на всю
кухню.
— Тон сменила, — рявкает мать, а
отчим тем временем убавляет громкость. Он обожает, когда мать орет
на меня, стыдит и обзывает.
— Я спросила, кто взял мои деньги?
Ты?!
Мать кривит губы и махает рукой.
— Это за квартиру.
— Чего?! Я оплатила все счета. Свет,
воду и отопление тоже!
— За проживание, — бросает мать.
— Что?! Это и моя квартира тоже! Я и
продукты покупаю! Как ты… — осматриваю их стол и вижу, что у них
тут не густо. Она не могла потратить все деньги. — Мама, прошу
верни мои деньги, — прошу по-хорошему, готовая разреветься от
отчаяния. — Они мне нужны.
— На что это они тебе нужны? Ты
живешь здесь на халяву.
— Твой этот… — бросаю на него
пренебрежительный взгляд на этого пса Анатолия, который споил мою
мать за эти два года. — Тоже здесь на халяву.
— Он все до копейки мне отдает! А ты
знаешь правила: кто живет здесь — отдает все матери.
— Верни мне деньги!
— А ну, не ори на мать, — ударяет
кулаком по столу плешивый Анатолий, смотря на меня туманным
взглядом. Он-то уже поддал как следует. В другом состоянии я его и
не вижу. — Я терпеть не буду.
— Вы вообще не вмешивайтесь! —
бросаю я. — И не смейте мне угрожать. Я уже вас предупредила, что
если вы меня хоть пальцем тронете — я сразу обращусь в полицию. У
вас и так условный срок, так что никто разбираться не буду.
— Ах ты дрянь… — рычит мама.
— Я и сейчас обращусь, если вы мне
деньги не вернете! — угрожаю.
— А ты докажи, что я у тебя что-то
брала? Сможешь? Лучше прикуси язык и не зли меня. А то пока ты на
работе будешь, я все твои шмотки в подъезд выкину.
Во что же она превратилась за
последние годы... Смерть отца ударила по ней, но недолго она
горевала. Она быстро оправилась и стала чужим мне человеком. Даже
внешность у нее изменилась спустя уже полгода такого образа
жизни.
— Значит, ты не отдашь мне
деньги?
— Обойдешься. Мы на них с Толей
новый телик купим.
— Взамен того, что он разбил, когда
был в хлам на новый год?
— Бывает! Все равно старый был, —
говорит мать и, забросив ногу на ногу, начинает нарезать сало на
доске.
— Отдай хоть часть… Они мне нужны. Я
хотела съехать от вас! — признаюсь я, раскинув руки в стороны. —
Хотела жить отдельно и вам не мешать. Для этого я и откладывала
деньги.
Мать бросает нож на стол и, резко
поднявшись, начинает идти на меня.
— Ах ты дрянь неблагодарная, — цедит
она сквозь зубы. — Свалить решила, тварь! Оставить мать! Как твой
папаша! — оглушает меня своим криком.
У меня из глаз брызгают слезы. Мне
больно видеть и слышать ее такой. Она деградировала до такой
степени, что я и не замечала все это время… А разве я могла ее
остановить?
— Папа умер, а не бросал тебя, —
выдыхаю я, на что получаю пощечину. Не сильную, но она оказывается
очень болезненной.
Мы только что перешли еще одну
черту.
— Ни слова о твоем паршивом отце,
поняла?! Я устала слышать и видеть это твое осуждение в глазах.
Думаешь, он был идеальным?! Не был!
— Папа вообще тут ни при чем. Ты
сама про него начала! Еще и ударила ни за что!
— Ты свалить хочешь!
