– Пап, все будет хорошо. Я справлюсь, правда, – говорю тихо, стоя
на коленях возле его кровати. – Не думай об этом. Я устроюсь на
работу в кафе, уборщицей или дворником… Кем угодно! Буду заботиться
о тебе. Ты поправишься, и все станет как прежде…
Папа горько улыбнулся и сжал мою
руку.
– Твоя вера – за двоих, моя милая, –
шепнул он, и я увидела скатившуюся по его виску слезинку. – Оставь
это… Тебе только пятнадцать. Это тяжело… смотреть за человеком с
ограниченными возможностями. Ничего не выйдет, доченька. Я не хочу,
чтобы ты себя губила, чтобы теряла свое время, чтобы видела меня
таким. Тебе нужно учиться, думать о себе, жить…
– Я буду жить здесь… – перечу.
– Ты не сможешь, девочка моя. Нужно
платить за коммунальные услуги, возвращать кредит за квартиру,
отдать долги за лечение. Плюс школа и еда! А в холодильнике пусто…
Это ведь столько денег надо!
– Я смогу… – жалобно.
– Не губи себя, – настаивает. –
Попроси о помощи…
– Я не хочу в детский дом! – плачу,
прижимаясь лбом к его плечу. – Ты ведь знаешь, что меня заберут.
Кроме тебя у меня больше никого нет. Я не хочу оставаться
одной.
Две недели назад моего отца сбила
машина на пешеходном переходе. Мужчина за рулем огромного черного
внедорожника был в алкогольном опьянении. Он не скрывался с места
происшествия, но все равно его оправдали. Виновным оказался мой
отец, который якобы переходил дорогу на красный свет. И хоть это
было не так, доказать обратное нам никак не удалось.
Вчера Марья Ивановна, наша соседка,
помогла мне забрать папу из больницы. Его состояние улучшилось, но…
был поврежден хребет. Его тело ниже пояса потеряло чувствительность
и было парализовано. Прогнозы неутешительны. Вероятность того, что
папа когда-нибудь вновь сможет ходить, минимальная. Но если
придерживаться всех процедур, массажей, тренировок, шанс есть. Вот
только для начала нужна была дорогостоящая операция и длительная
реабилитация, которую мы, к сожалению, позволить себе не могли.
Кроме папы, я не имела больше
родственников. У него тоже не оставалось никого, кроме меня.
Попросить помощи не у кого, а обращаться к государству слишком
рискованно. Когда я консультировалась относительно этого вопроса с
адвокатом, которого мне посоветовала соседка после аварии, он
предостерег меня об опасности попасть в интернат.
Поскольку других родственников у
меня нет, а папа потерял трудоспособность, то нет кормильца и
опекуна. Значит, единственный мой путь лежал в детский дом. А я не
хотела… Боялась! Потому что знала, как там бывает. А еще мне было
просто страшно, что больше никогда не увижу папу.
Другого выхода я не видела, кроме
как не разглашать информацию о состоянии родственника, устроиться
на работу и попробовать самостоятельно поставить его на ноги. Марья
Ивановна – единственный наш друг и соратник – пообещала помочь мне
в этом деле. В прошлом она работала сиделкой, к тому же была много
лет влюблена в моего отца. Ее старшая дочь, которая имела хорошие
связи и друзей в городе, пообещала найти мне работу по моим
возможностям. Самостоятельно устроиться хоть куда-то, к сожалению,
у меня не получалось, как бы не пыталась…
Все оказалось намного сложнее, чем я
предполагала. Взрослая жизнь не спешила принимать меня в свои
объятия. Никому не нужны были проблемы в лице пятнадцатилетней
девочки, когда вокруг было полно желающих из числа совершеннолетних
заполучить работу!
– Так будет легче, – успокаивал меня
папа, но я слышала, как дрогнул его голос. Он любил меня, очень, и
сам боялся потерять. Но не хотел быть мне обузой, поскольку
понимал, в каком он состоянии, и не верил в успешный исход.
– Я не хочу легче… Мы справимся, вот
увидишь, – не сдаюсь. – Я не оставлю тебя, пап. Никогда не
оставлю…
