В огромном доме, оформленном в современном стиле, стояла
тишина.
Мирно дремал у камина лохматый колли по кличке Арагон. Идиллию
нарушали лишь настенные часы с гравировкой: они размеренно тикали,
напоминая о том, что время не бесконечно.
Тихо, будто порхая, скользили по натертому до блеска паркету
босые девичьи ножки. Рваные джинсы с карманами, яркая футболка с
принтом, собранные в хвост непослушные кудрявые волосы… надеясь не
столкнуться с отцом, в этот вечер одиннадцатилетняя Алекса кралась
в свою комнату.
Увы, ее путь лежал через отцовский рабочий кабинет. В узкую щель
приоткрытой двери пробивалась полоска света, а значит, этим вечером
отец работал дома. Процветающий бизнесмен Андрей Викторович
Северский дома бывал не так часто. Если он сегодня дома, значит,
что-то произошло.
Алекса примерно догадывалась, что произошло, и догадки ее совсем
не радовали.
— Аля, это ты там крадешься? — послышался строгий голос
отца.
Девочка замерла на месте, а потом опустила плечики и уже
уверенно затопала по холлу. Не удалось ускользнуть от пристального
отцовского внимания — безупречный слух никогда не подводил опытного
безопасника. А так хотелось!
— Привет, пап! — просунув блондинистую кудрявую голову в дверь
кабинета, притворно жизнерадостно улыбнулась она. — Ты, наверное,
жутко занят? Не хотела отвлекать тебя от работы…
— Да что ты? Действительно не хотела? — Густая темная бровь
угрожающе приподнялась. В голубых глазах сверкнуло недовольство, и
Алекса нахмурилась: видимо, классный руководитель Валентина
Васильевна уже успела позвонить и нажаловаться на ее выходку.
— Присядь, Алекса, — строго приказал отец, и девочке не
оставалось ничего другого, как войти в кабинет отца и приземлиться
на коричневый диван из очень дорогой кожи. Голубые глаза, точно
такие же, как у отца, неуверенно забегали по стенам.
— Скажи, зачем ты сегодня подралась с Ритой Макушевой? —
скрестив крепкие руки на мощной груди, начал допрос отец.
— Она сказала, что я бездарь!
— Из-за этого надо было ее бить?!
— Да! Потому что я не бездарь! — Ладони дочки сжались в
маленькие кулачки.
— Из-за твоей несдержанности меня вызывают в школу! Завтра
родительское собрание, и мне придется за тебя краснеть! Была бы ты
мальчишкой, это было бы не так страшно! Но ты девочка, а у
Макушевой после твоего удара синяк на полщеки!
— Она сказала, что я бездарь, пап! И врет она все! Нет у нее
никакого синяка! Ну, посмотри, разве я нарисовала что-то не то?
Взъерошив непослушные кудряшки, Алекса соскочила с дивана и
бросилась в свою комнату.
Шумно выдохнув и мысленно досчитав до десяти, Северский двинулся
за нею следом.
Алекса распотрошила школьный рюкзак в красную клетку и извлекла
оттуда примятый альбомный листок. На листке было нарисовано голубое
небо, а на его фоне над полями парила чайка.
Остановившись в дверях ее комнаты, отец устало взглянул на
рисунок. Картинка как картинка. Очень даже красиво нарисовано.
Рисовать Алекса умела — вся в мать. И правда, непонятно, к чему
придралась Макушева.
«Ох уж этот переходный возраст! — мелькнула мысль. — Хотя
рановато, вроде. Ей всего одиннадцать».
— Это психологиня сегодня приходила! — пояснила Алекса. —
Приказала всем нарисовать семью, как мы ее видим. Ну, я и
нарисовала то, что вижу.
С губ Северского сорвался разочарованный стон, и он устало
провел рукой по мужественному лицу. Понятно, отчего Рита Макушева
посмеялась!
— А почему ты семью не нарисовала, Аля?! — взорвался он.
— Пап, ну, в моем понимании семья — это когда семеро по лавкам
сидят: бабушки, дедушки, папа, мама, куча детей… А у нас с тобой
какая семья?
— Как — какая?! — опешил Северский. — Самая настоящая!
— Ну, па-ап, — протянула дочка. — Ты себе льстишь сейчас, да?
Бабушек я в глаза ни разу не видела, братьев и сестер у меня нет…
Ты круглосуточно заседаешь в своем охранном агентстве или в
спортзале с дядей Сережей пропадаешь. Даже мамы у нас нет… Вот я и
представила себя чайкой.
