“В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.”
Золотой зал, освещенный светом, который не знал ни солнца, ни луны, сиял. В этой неземной роскоши, казалось, каждая частица воздуха вибрировала от божественной энергии. Стройные колонны, высеченные из цельных кусков лунного камня, поддерживали своды, где сверкали созвездия, словно застывшие в вечном танце. Но даже этот небесный рай не мог скрыть гнетущую тишину, повисшую в воздухе, предчувствие чего-то непоправимого.
На троне, выкованном из искрящейся звездной пыли, восседал Элохим. Его лицо, обрамленное длинной белой бородой, обычно излучало любовь и сострадание, но сегодня оно было искажено глубокой печалью. Морщины, словно глубокие борозды на вспаханном поле, прорезали его лоб, свидетельствуя о бремени, которое он нес – бремени разочарования. Его глаза, которые когда-то сияли надеждой, теперь тускло отражали свет зала, словно угасающие звезды.
“Я создал их по образу и подобию Своему, но они предпочли исказить этот образ,” – размышлял Элохим.
Рядом с троном, справа, неподвижно стоял Михаил. Его серебряные доспехи, казалось, впитывали свет, отражая лишь холодную решительность. Его лицо, лишенное каких-либо эмоций, было маской абсолютной преданности. В его руке, сжатой вокруг рукояти меча, чувствовалась сила, готовая выполнить любой приказ.
Слева от трона стоял Гавриил. Его белоснежные крылья, казалось, слегка поникли, словно тяготясь невидимым грузом. Его глаза были полны сострадания, но в них читался страх. Он не поднимал взгляда, словно боясь встретиться с гневом своего Создателя.
В воздухе витала тяжесть. Каждый ангел, казалось, ощущал это, как предчувствие неизбежной катастрофы. Ощущение было настолько плотным, что его можно было потрогать, ощутить физически.
“Я призвал вас сюда,” – начал Элохим, его голос, обычно звонкий, сейчас был глухим, лишенным привычной мелодии, – “Чтобы объявить о решении, которое далось мне нелегко. Решении, которое мучило меня тысячелетиями.”
Он сделал паузу, словно собираясь с духом. Зал затих. Каждый ангел, затаив дыхание, ждал продолжения.
“Я смотрел на человечество. Я даровал им свободу воли, веря, что они используют ее для созидания и процветания. Но что я увидел? Войны, жадность, разрушение. Они губят себя и мир вокруг. Они забыли о любви, о сострадании, о милосердии.”
Его голос дрогнул.
“Свобода без мудрости – это лишь путь к саморазрушению,” – прозвучало в его голосе эхом древних пророчеств.
“Я посылал пророков, я давал знамения, я пытался направить их на путь истинный. Но они не слышали. Они отвергли мои дары, они поклонились своим порокам.”
Он тяжело вздохнул, словно груз отчаяния придавил его к трону.
“Мое терпение иссякло. Моя любовь превратилась в скорбь. Я больше не могу смотреть, как они разрушают себя и мою прекрасную планету.”
В зале раздался приглушенный шепот, перешептывание ангелов. Гавриил, не выдержав, поднял глаза, его взгляд встретился с взглядом Элохима, наполненным бесконечной печалью.
“Я принял решение,” – произнес Элохим, его голос стал тверже, но в нем все еще слышалась горечь. – “Я уничтожу человечество.”
Тишина в зале стала оглушительной. Михаил, без колебаний, склонил голову в знак согласия.
“Воля Твоя – закон,” – прошептал Михаил, его голос был тих, но полон непоколебимой уверенности.
Гавриил, наоборот, в ужасе пошатнулся.
Но Элохим еще не закончил.
“Михаил,” – обратился он к Архангелу Преданности, – “Я поручаю тебе исполнить мою волю. Возглавь мою армию и очисти Землю от скверны.”
Михаил выпрямился, его меч, сверкнув в небесном свете, отразил решимость, которую он испытывал. “Да будет так, Господи.”
Гавриил сделал шаг вперед. Его голос дрожал.
