Глава 1. Осколки прежнего мира
Флуоресцентные лампы мерцали над головой Лейлы подобно умирающим звездам, отбрасывая холодный, неестественный свет на стерильные поверхности импровизированной лаборатории. Бывшее детское отделение больницы превратилось в храм науки и отчаяния, где каждый инструмент был освящен кровью надежды и политым слезами раскаяния. Она склонилась над микроскопом, её длинные пальцы дрожали едва заметно, когда она регулировала фокус объектива, наблюдая за клетками, которые когда-то принадлежали семилетнему мальчику по имени Тимоти.
– Прости меня, малыш, – прошептала она на русском языке, её голос эхом отражался от кафельных стен. – Я знаю, что ты бы простил меня, если бы понимал. Твоя мама тоже простила бы.
Фотография её мужа Алексея наблюдала за ней с полки, заваленной гниющими медицинскими журналами. Его тёплые карие глаза казались живыми в мерцающем свете, и Лейла могла поклясться, что видела, как они моргают от разочарования. Алексей всегда говорил, что наука должна служить жизни, а не питаться смертью. Но мир изменился. Правила изменились. И Лейла изменилась вместе с ними.
Она погрузила предметное стекло в раствор метиленового синего, наблюдая, как краситель медленно проникает в мёртвые ткани. Под микроскопом клетки выглядели как разбитые окна – структуры разрушены, мембраны порваны, ядра растворились в хаосе. Вирус не просто убивал; он переписывал саму суть биологии, превращая порядок в первобытный хаос.
– Что ты со мной сделал? – спросила она у невидимой угрозы, которая превратила её мир в руины. – Как ты можешь быть таким красивым и таким разрушительным одновременно?
Её руки автоматически тянулись к следующему образцу, но внутри неё что-то сопротивлялось. Это была ткань печени взрослой женщины, чьё тело она нашла вчера в коридоре родильного отделения. Женщина умерла, сжимая в руках детские носочки цвета морской волны. Лейла положила носочки рядом с фотографией Алексея – маленький алтарь невинности в храме научной необходимости.
Часы на стене тикали с металлическим постоянством, каждый звук резал тишину как скальпель. Лейла знала, что время работает против неё. Каждый день без прорыва означал больше смертей, больше разрушений, больше детских носочков, оставленных в пустых коридорах. Но каждый образец, который она изучала, каждая клетка, которую она препарировала, отдаляла её ещё дальше от человека, которым она когда-то была.
Она подняла пробирку с кровью к свету, наблюдая, как тёмно-красная жидкость медленно вращается. В этой крови могли быть ответы. Или новые проклятия. Наука не различала добра и зла – она просто существовала, холодная и непредвзятая, как смерть.
– Алёша, – прошептала она, используя ласковое имя мужа, – помоги мне найти правильный путь. Я боюсь, что теряю себя в этой работе. Боюсь, что когда найду лекарство, не останется никого, кого стоило бы спасать, включая меня саму.
* * *
В нескольких километрах от больницы Марк Петров методично разрушал остатки цивилизации своими окровавленными кулаками. Продуктовый магазин "Счастливая семья" давно перестал оправдывать своё название – полки были пусты, холодильники отключены, а пол усеян осколками разбитых банок и засохшими пятнами неопознаваемого происхождения. Но Марк знал, что в хаосе всегда можно найти что-то полезное, если достаточно упорно искать и не бояться боли.
Его правый кулак с хрустом врезался в ржавую консервную банку с тушёнкой, металл поддался с визгом, оставив глубокие порезы на костяшках пальцев. Кровь смешалась с ржавчиной, создавая коричневые разводы на его руках, но Марк даже не поморщился. Боль была хорошим знаком – она означала, что он всё ещё жив, всё ещё может чувствовать что-то помимо вины и ярости.
