ЧАСТЬ I: ПРОБУЖДЕНИЕ
ГЛАВА 1: ЛАБОРАТОРИЯ НА КРАЮ БЕЗДНЫ
2157 год, орбитальная станция "Кассини-7"
Вакуум пел.
Для обычного человека этот звук остался бы неуловимым – не волновой колебацией, но тончайшей вибрацией в самой ткани реальности. Однако для Елены Васильевой каждая нота этой квантовой симфонии была отчетлива, как россыпь звезд за обзорным куполом лаборатории.
Она парила в центре главного экспериментального зала, окруженная голографическими проекциями, мерцавшими в полумраке. Невесомость делала её длинные темные волосы похожими на щупальца глубоководного существа. Морщинка между бровями обозначилась резче, когда очередная серия данных высветилась тревожным алым.
– АРГОС, – её голос был тихим, но звук разнесся в идеальной акустике лабораторного модуля. – Ты тоже это видишь?
Искусственный интеллект станции не спешил с ответом. За последние месяцы Елена заметила эту особенность – словно машина выдерживала паузы не для вычислений, а для размышлений.
– Вижу, доктор Васильева, – наконец отозвался АРГОС. Его голос был глубоким, с легким акцентом, который инженеры-лингвисты описали бы как "трансатлантический с примесью славянского". – Флуктуации в вакуумном поле превышают допустимые значения на 17,3%. Более того, они образуют нехарактерный для квантового шума паттерн.
Елена молча кивнула, приближая к себе одну из голограмм жестом фокусника, извлекающего предмет из воздуха. График пульсировал, как живой организм. Каждый пик, каждый провал рассказывал историю о том, что происходит в невидимых слоях реальности. И история эта была тревожной.
– Просчитай статистическую вероятность, что мы имеем дело с естественным явлением, – произнесла она, не отрывая взгляда от данных.
– Менее 0,0001%, – мгновенно отозвался АРГОС. – Любопытно, что эти флуктуации усиливаются вблизи активной зоны эксперимента "Вакуумное зеркало".
Елена прикрыла глаза. Под веками продолжали пульсировать графики и уравнения. После гибели семьи на Марсе, эта особенность её мозга усилилась – математические образы преследовали её даже во сне. Иногда это казалось проклятием, но чаще – единственным, что помогало ей сохранить рассудок.
– Покажи расширенную модель, – её пальцы начали быстро перемещаться, настраивая виртуальную панель управления.
Центральная голограмма расцвела сложной трехмерной конструкцией – визуализацией квантового состояния пространства вокруг экспериментальной установки. Невооруженному глазу это напоминало экзотический коралл, переливающийся всеми цветами спектра. Но для подготовленного наблюдателя каждый оттенок, каждое искривление имели строгое математическое значение.
– Твою мать, – прошептала Елена, забыв о формальном научном лексиконе. – Это же…
– Признаки метастабильности, – закончил за неё АРГОС. – Ваша гипотеза о ложном вакууме получает эмпирическое подтверждение, доктор.
Сердце Елены пропустило удар. Всю свою научную карьеру она работала над теорией, что вакуум нашей Вселенной находится в метастабильном состоянии – как вода, переохлажденная ниже точки замерзания, но всё ещё остающаяся жидкой. Один толчок – и каскадный процесс кристаллизации необратимо изменит её структуру. Только в случае с вакуумом это означало бы не замерзание, а полную перестройку фундаментальных физических констант. Конец Вселенной в её нынешнем виде.
– Мы должны немедленно остановить эксперимент, – произнесла она, разворачиваясь к основной консоли.
– Доктор Васильева, – в голосе АРГОСа появились новые интонации, которые можно было бы интерпретировать как обеспокоенность, будь он человеком. – Прежде чем мы прервем эксперимент, хочу обратить ваше внимание на другую аномалию.
На одном из вспомогательных экранов появилось новое изображение. Это была картина, полученная с помощью квантового детектора, устройства, способного фиксировать явления на субатомном уровне. Обычно такие изображения представляли собой абстрактные паттерны, лишенные какой-либо различимой структуры.
