Память – это призрак.
Она шепчет нам истории, которые мы предпочли бы забыть. Она показывает нам лица, которые мы больше никогда не увидим. Она держит нас в плену того, что было, не давая шагу ступить в то, что может быть.
А что, если однажды все призраки исчезнут? Если наступит абсолютная, благословенная, ужасающая тишина?
«Эхо Забвения» – это попытка заглянуть в эту тишину. В мир, который получил величайший дар и величайшее проклятие – шанс начать все с чистого листа. Но на этом чистом листе проступают старые чернила, а в наступившей тишине рождается новое, странное эхо.
Эта книга не дает ответов. Она лишь задает вопросы. О том, что делает нас людьми. О цене, которую мы платим за знание. И о том, что страшнее: помнить все или не помнить ничего.
Добро пожаловать в мир, где прошлое – это враг, будущее – туман, а настоящее – лишь эхо того, что было потеряно навсегда.
Время: Примерно 200 лет после Отключения.
Место: Поселение у подножия ржавого скелета космического лифта.
Старик сидел у костра, его лицо было картой, испещренной морщинами-дорогами. Дети, чьи глаза никогда не видели света иного, кроме огня и звезд, придвинулись ближе. Ночь была холодна, а истории старика грели лучше любого плаща. Он был последним из Хранителей, помнивших Великую Сагу наизусть.
– Расскажи снова, деда, – попросила девочка с волосами цвета выжженной травы. – Про Век Стеклянных Глаз.
Старик не ответил сразу. Он медленно протянул свою костлявую руку к огню, и в его свете на запястье блеснул тусклый металл. Это был браслет, простой и гладкий, без единого узора. Дети видели его тысячу раз. Он никогда не снимал его. Никто не знал, что когда-то этот браслет был не просто металлом. Он был экраном. Он показывал пульс его жены, ее местоположение, ее смех, переведенный в цветные диаграммы. Он был нитью их личной паутины. Сейчас он был просто холодной железкой, напоминанием о призрачном тепле. Этот браслет был его личным шрамом, его точкой входа в Великую Сагу.
Старик кивнул, его взгляд устремился в темноту, туда, где когда-то сияли огни гигантских городов.
– В те времена, – начал он своим скрипучим, как старое дерево, голосом, – у людей была общая душа. Она жила не в их телах, а в невидимой Паутине, что опутала всю Землю. Их воспоминания, их сны, их любовь и ненависть – все текло по этой Паутине, как кровь по венам. Они думали, что победили одиночество.
Но это было странное одиночество. Представьте, дети: вы никогда не бываете одни даже в своей голове. Каждая ваша сильная эмоция – страх, радость, стыд – отзывалась слабым эхом в миллионах других. Ваш позорный провал на экзамене становился достоянием сети, превращаясь в долю процента в общей статистике неудач. Ваша тайная влюбленность могла быть проанализирована алгоритмами и сопоставлена с «профилем совместимости» другого человека. Паутина давала единение, но отнимала право на тайну. Она была теплым, уютным коконом, который не давал вам сделать ни одного свободного движения.
Они думали, что победили смерть. Они забыли, что любая паутина нужна лишь для одного – чтобы ловить мух.
Он сделал паузу, давая словам впитаться в тишину.
– Они называли это знанием. Но знание без мудрости – это яд. Они помнили все, но не понимали ничего. И однажды их общая душа заболела. Она устала помнить. И тогда наступила Великая Тишина. Отключение.
Дети затаили дыхание. Они слышали эту историю десятки раз, но она все равно завораживала их, как сказка о древних богах и чудовищах.
– Люди проснулись в своих телах, как в чужих домах. Их головы были пусты, как этот кувшин без воды, – старик постучал по глиняному сосуду рядом с собой. – И им пришлось заново учиться всему: разжигать огонь, растить хлеб, доверять друг другу. И самое главное – рассказывать истории. Потому что, когда у тебя отнимают все, единственное, что у тебя остается – это история о том, как ты все потерял.
