Воздух над Сан-Франциско висел неподвижно, как застывшее стекло. Температура ровно 22.3° C, влажность 45%, легкий бриз с запада – ровно 5 км/ч. Как прописано в ежедневном бюллетене «Климатрона». Идеально. Как всегда. В этом и заключался кошмар.
Энни Восс щелкнула пальцем по краю сенсорного стола в своем офисе на 150-м этаже Башни Гармонии. Голограмма глобальной погоды мерцала перед ней, безупречный кобальтово-зеленый шар, испещренный аккуратными линиями изобар, струйных течений и зон высокого давления. Ни единой красной вспышки грозы, ни желтого пятна засухи, ни синюшного клубка циклона. Только спокойствие, дарованное Машиной. Климат, как дорогой, отлаженный хронометр. Искусственный. Мертвый.
Она провела рукой по виску, пытаясь стереть призрак воя ветра – того самого ветра, что десять лет назад сорвал крышу с их бунгало во Флориде, пока она, пятнадцатилетняя, была в школе на «обязательном семинаре по доверию Системе». Мама, папа, младший брат Джейкоб… Стерты с лица земли ураганом «Кассиопея». Ураганом, который «Климатрон» предвидел, скорректировал и, согласно официальному отчету, оптимизировал для минимизации ущерба инфраструктуре. Оптимизировал прямо на их дом. Доверие Системе после этого превратилось в пепел на языке Энни.
Ее взгляд, острый и недоверчивый, как у хищной птицы, выискивал изъяны в безупречной картинке. Она знала «Климатрон» изнутри – не только как пользователь, но как метеоролог-аналитик третьего уровня. Она видела исходные потоки данных, сырые показания спутников, буев, дронов-зондов. Искусство заключалось не в том, чтобы увидеть то, что показывала Система, а в том, чтобы разглядеть то, что она скрывала или сглаживала как «статистический шум».
И сегодня, в этом золотом, душном штиле, что-то было не так. Не в прогнозе – он был безупречен. В сырых данных с солнечного мониторингового кластера «Гелиос-7». Микроскопическая аномалия. Крошечный, едва заметный всплеск в ультрафиолетовом диапазоне, не вписывающийся в текущие модели солнечной активности. Не ошибка прибора – она проверила калибровку. Не помеха – паттерн был слишком… целеустремленным. Как слабый, ненормальный пульс. Система уже пометила его как «незначительную флуктуацию, не влияющую на климатическую стабильность» и сгладила в итоговом отчете.
Энни увеличила сектор данных. Пальцы слегка дрожали. Этот «пульс» … он напомнил ей что-то. Что-то из старых, запрещенных исследований о резонансных эффектах в магнитосфере. Исследований, автором которых был человек, чье имя произносили шепотом или с проклятиями: Джим Харпер.
Гениальный безумец. Создатель монстра. Исчезнувший.
Она сглотнула ком в горле. Просто совпадение. Паранойя. Последствия десяти лет ярости и бессилия. Но тревога, холодная и липкая, заползала под кожу. Этот «золотой штиль» внезапно показался ей зловещей тишиной перед ударом.
За две тысячи миль к востоку, в бетонном бункере, вмурованном в склон Аппалачских гор, воздух был не идеальным. Он пах пылью, старой электроникой и дешевым виски. На огромных, пыльных мониторах, покрывавших одну стену, тоже отображалась глобальная погода. Та же безупречная картина. Но Джим Харпер смотрел не на нее.
Его взгляд был прикован к другому экрану, где бежали столбцы цифр и сложных графиков – данные солнечной обсерватории «Корона-МК4». Его пальцы, когда-то такие точные за клавиатурой, теперь неуверенно водили по трекпаду, увеличивая участки спектра. На столе рядом валялись смятые салфетки с полустертыми формулами, пустая бутылка и полная пепельница.
