***
Тсссс, тише! Не шумите, прислушайтесь… Где-то там, высоко-высоко, полным ходом идет шахматный турнир, и Гроссмейстер разыгрывает очередную сложнейшую партию. Он стар. Он очень, очень стар. Он древнее, чем сама Вселенная, и поэтому передвигается с трудом, опираясь на длинную трость черного дерева. Он пристально вглядывается в расстановку фигур: вот этой скромной белой Пешке пришло время быть Королевой, а этот Ферзь слишком долго топчется в своей маленькой уютной черной клеточке. Сейчас Гроссмейстер это исправит! Он медленно переходит от одного стола к другому. Тааак, а здесь у нас что? О, да тут давно пора завершать партию! Шах, мат. Все, готово!
– Босс, можно было еще помурыжить, Вы слишком быстро вывели их из игры! – недовольно буркнул одетый в белый костюм Арбитр.
– Спокойно, чувак. С них и этого хватит.
Гроссмейстер устало обходит бесчисленные столы: одни фигуры он раздраженно передвигает, другие берет в ладони, долго и пристально рассматривает, а затем ставит на свое место. Ба-бах! – старик случайно задел ногой стол, и доска с грохотом рухнула на пол. Он с минуту смотрел на рассыпавшиеся у него под ногами фигурки, затем крякнул, нагнулся, достал Ладью, которая закатилась за ножку соседнего стола, поднял и бережно зажал в кулаке.
– Босс, там же ребенок, ему даже месяца нет… – прошептал Арбитр.
– А ты знаешь, кем бы он стал через двадцать девять лет?? Вот именно.
«Совсем старик сдал, – с горечью подумал Арбитр. – Возраст, давление, подагра… Благо, что он не навернулся в полный рост, тогда вообще сложно представить, что было бы. М-да… Нужно срочно подобрать ему новые очки!»
В этот момент в штате Иллинойс по неизвестным причинам потерпел крушение пассажирский авиалайнер. Погиб тридцать один человек, включая членов экипажа. Среди погибших – новорожденный ребенок. Одному из пассажиров чудом удалось спастись, к удивлению медиков на нем не было даже царапины.
Холодно. Отчего так холодно? Ведь он в своей теплой, мягкой кроватке, под двумя ватными одеялами! И мама сейчас позовет пить какао. Но кровать, как ни странно, была жесткой и моклокастой, да к тому же подозрительно мокрой. Странно. Насколько Макс знал – он не писался в постель даже в трогательном младенчестве (ну, по крайней мере, так говорила мама). Черт, как же холодно! В бок больно упиралось что-то острое и жесткое, очень сильно щипало губу. Макс пошевелил окоченевшими пальцами, попытался приподняться на локтях и потерпел неудачу – тело не слушалось, ноги свело, по правой голени начала расползаться мерзкая тупая боль. Парень взвыл, рывком привел тело в сидячее положение и разлепил веки. Вокруг шумели березки и елочки, щебетали птицы, а он сидел под насыпью в жидкой каше из влажной глины и гравия, щедро сдобренной прошлогодними еловыми шишками. Бедняга провел грязной ладонью по нижней губе и с остервенением оторвал впившегося в нее муравья. Приглядевшись, Макс понял, что уселся прямо на муравьиную тропу и тут же ощутил злобные щипки под толстовкой. Как он сюда попал? Если он здесь – значит, кто-то его сюда привез, а потом выкинул под насыпь, как кулек с мусором. И это точно не сон, хотя спать хочется просто смертельно, сил никаких нет… Макс дотянулся до правой ноги – штанина, запачканная кровью, была разорвана, а из-под нее на свет божий выглядывала огромная ссадина с прилипшими к ее поверхности хвоинками. Кроссовки были насквозь мокрыми и перепачканы чем-то бурым и липким. И тут Макс увидел свои руки, точнее, правый рукав толстовки бывшего светло-серого цвета, пропитанный темной заскорузлой кровью. Ладонь тоже была в крови, аж пальцы слиплись. Господи, неужели столько кровищи из ссадины натекло?? Макс, студент шестого курса медицинского университета, практически полноценный доктор, осознавал, что столько крови может быть лишь при массивном кровотечении, и чтобы так изгваздаться, нужно по меньшей мере перерезать кому-нибудь глотку. И это не его, Максова, кровища. Тогда чья?? Парень помотал головой, от чего перед глазами поплыли веселые радужные круги, дико заломило затылок, а на уши чья-то невидимая рука нахлобучила зимнюю ондатровую шапку. Макса накрыло волной тошноты и вырвало прямо на муравьиную тропу. «Поделом вам, гоблины», – мстительно подумал он, отплевываясь и потирая укушенную губу.