Для того, чтобы смять бумагу, не
нужно много усилий. Жаль, что нельзя избавиться от диагноза так же
просто, как от того листа, на котором он напечатан. Я вздохнула и
взглянула на небо.
Как же это все…
Кто бы мог подумать, что обычное
недомогание может вылиться в это? Просто устала, просто возраст,
просто нет времени посетить больницу – да и зачем? Усталость
лечится отпуском, еще немного – и смогу себе его позволить, нужно
лишь немного поднапрячься, и все будет.
Ничего не будет. Четвертая стадия,
неоперабельная…
- Сожалею, но помочь можем только
обезболивающими, - врач был вежлив, но совершенно равнодушен.
Не могу его в этом винить. За
каждого переживать – и самому недолго попасть на место
пациента.
- Сколько мне осталось?
- Полгода. Месяц. Несколько дней, -
он пожал плечами. – Спрогнозировать невозможно.
Мне выдали диагноз, рецепт и
отпустили с миром. И вот она я, неизлечимо больная, фактически
умирающая, сижу на скамейке у больничных ворот и смотрю в небо. В
голове ни одной мысли – или сразу столько, что я за ними не
поспеваю. Наверное, надо плакать, биться в истерике, вопрошать в
небеса – «за что?!». Но у меня нет никаких чувств. Даже надежды,
что все это – какая-то ошибка.
Потому что ошибки нет. Все проверено
и перепроверено несколько раз, у разных врачей. И, если поначалу
держаться мне помогала эта надежда, то теперь я просто смотрю на
облака и не думаю ни о чем.
Так странно. Всю жизнь я куда-то
спешила, что-то делала, рвала жилы ради лучшего будущего, пахала,
как проклятая, чтобы однажды позволить себе все то, о чем мечталось
в нищей юности. Я откладывала жизнь до лучших времен, а теперь…
жизнь закончилась. Лучшие времена никогда не наступят. И следует
признать, что они никогда бы не наступили, даже будь я здорова. Я
ведь уже не девочка. Разменяла пятый десяток, и до сих пор не
обзавелась семьей. Ни любимого мужчины, ни детей – и уже вряд ли
они могли бы появиться в моей жизни, отданной карьере. Мне даже
некому завещать свой дом, заработанный с таким трудом – близких
родственников нет, а о дальних я ничего не знаю.
Да меня даже похоронить некому.
Разве что коллеги озаботятся… Не зря же я столько усилий вкладывала
в работу. А ведь мою смерть компания вполне переживет, хотя и не
без потрясений. И стоило оно того? Надрываться, плевав на здоровье,
чтобы через пару недель уже все о тебе забыли?
Я снова вздохнула, поднялась со
скамейки и шагнула в сторону открытых ворот. И в этот момент
прогремел взрыв.
В глазах потемнело, меня подбросило
в воздух и швырнуло на землю, я на какое-то время оглохла и
ослепла, дезориентировавшись в пространстве, и закашлялась от
забившейся в нос и рот земли.
Недавняя апатия слетела с меня,
будто сдернутая взрывом, и навалилась паника. Что происходит? Что
взорвалось? Куда бежать, как спасаться? Пусть я умираю, но я совсем
не хочу умирать раньше времени!
Откашлявшись, я встала на
четвереньки и тряхнула головой, прогоняя звон в ушах и темноту в
глазах. Это помогло, и я сумела осмотреться.
Увиденное заставило меня застыть в
ступоре.
Больницы не было. Не в том смысле,
что ее разнесло взрывом или что-то вроде того. Нет, ее тут
никогда не было. Потому что вокруг меня стеной
стояли деревья – высокие и мощные, явно растущие не один десяток
лет. Я была в лесу! В натуральном, чтоб его, лесу! А еще часть
деревьев была повалена – явно тем самым взрывом, который я
услышала…
А источником взрыва оказался
самолет, потихоньку горевший у меня за спиной. Рухнувший посреди
непонятно откуда взявшегося тут леса самолет!
Что происходит вообще?!
Я бы подумала, что это какая-то
галлюцинация, вызванная умирающим мозгом, но для галлюцинации все
было каким-то уж слишком реалистичным. Хотя откуда бы мне знать,
как ощущаются глюки? Я с этим никогда не сталкивалась.
