К середине Августа, подавленность Асмодеи все росла.
Обещанное время нахождения у Дурслей прошло давным давно. И хотя
тетя и дядя, по настоянию Вернона, начали относиться к ней более
дружелюбно, табу на произношение чего-то ненормального в их доме,
все еще действовало.
Но даже не смотря на все это, Асмодее не терпелось вновь
вернуться в волшебный мир. Она снова хотела увидеть Сириуса, и в
конце концов, сдать экзамены в конце этого года, и перейти на
шестой курс, чтобы снова встретиться с Драко...
Мысли о Малфое отдавались в груди ноющей болью, но Асмодея
держалась. В конце концов, Дамблдор был прав. Все эти неудобства —
лишь временная мера предосторожности... Вечерами, Асмодея часто
задавалась вопросами. Чувствовал ли Драко то-же самое? Пытался ли
он убедить отца остаться в Британии? Или со спокойным лицом
воспринял все эти новости, и подчинился...
Букля стабильно таскала ей письма от Джинни, но они были
абсолютно пустыми, с точки зрения какой-либо важной
информации:
"Разумеется, я ничего не пишу сама знаешь о чем... Мне не
велено писать ничего важного: вдруг письмо попадет не в те руки...
Я очень-очень занята, но подробностей сообщить не могу... Довольно
много всякого происходит, расскажу при встрече..."
Один раз, Асмодея вскипела от очередного подобного письма, и
едва не сожгла его! Благо, как только свиток начал слегка дымиться,
она одумалась. Запрет колдовать вне стен Хогвартса все еще
действовал.
Но когда она произойдет, эта встреча? Точной даты никто не
называл. На поздравительной карточке ко дню рождения Сириус
написал: «Думаю, мы увидимся совсем скоро» — но как скоро оно, это
«скоро», наступит?
Решив немного прогуляться на ночь глядя, Асмодея тихонько
выскользнула из своей комнаты и спустилась вниз.
Уже будучи на выходе, её догнал слегка раздраженный голос
дяди Вернона: "Домой не позже двенадцати!"
Что ж, думала Асмодея, пересекая улицу Магнолий, поворачивая
на шоссе и двигаясь к полутемному детскому парку, в целом она ведет
себя так, как просили крестные перед отъездом...
Девушка считала, что очень даже хорошо себя ведет, если
учесть, как скверно ей сейчас, какое ощущение бессилия нагоняет это
торчание на Тисовой улице, это подслушивание вечерних новостей, в
надежде услышать хоть что-нибудь проливающее свет на дела лорда
Волдеморта.
Асмодея перемахнула через запертую калитку парка и пошла по
выжженной солнцем траве. Парк был так же пуст, как улицы. Дойдя до
качелей, девушка села на единственные, которые Дадли и его дружки
еще не сломали, обвила рукой цепь и задумчиво уставила взгляд в
землю.
Она сама не знала, как долго просидела на этих качелях, — из
задумчивости её вывели какие-то голоса, и она подняла голову.
Приглушенного света от фонарей на окрестных улицах было достаточно,
чтобы разглядеть идущую через парк группу. Один горланил грубую
песню, остальные гоготали. Некоторые вели дорогие гоночные
велосипеды. От колес доносился мягкий стрекот. Голоса Дадли и его
компании делались все тише.
Парней уже не было видно, они шли по шоссе Магнолий. Это
означало, что и Асмодее пора возвращаться. Ночная вылазка помогла
привести мысли в порядок, так что, к Дурслям девушка возвращалась
заметно бодрее.
Она ускорила шаг и, миновав полпути вдоль шоссе Магнолий,
опять увидела компанию. Дружки прощались с Дадли у поворота на
соседнюю улицу.
Девушка притаилась в тени большого сиреневого куста.
— Визг поднял — точно поросенок, — вспоминал Малкольм под
гогот остальных.
— Классный хук правой, Большой Дэ, — заметил Пирс.
— Ну что, завтра в то же время? — спросил Дадли.
— Давайте у меня, моих дома не будет, — предложил
Гордон.
