Париж, 1314 год от Рождества Христова. В мрачном чреве тюрьмы Шатле, старейшей узницы французской столицы, царили стоны, вопли и зловоние. Крысы деловито сновали в полумраке, таская объедки и обгладывая истлевшие кости. Мерзкая питьевая вода отдавала затхлостью и плесенью. А главное – безысходность, густая, как ночь, без намека на рассвет. Здесь обитали отринутые Господом и людьми, приговоренные влачить жалкие дни во тьме, ожидая казни или худшей доли. Но была в этом аду одна узница, чей гордый дух не сломили ни цепи, ни пытки…
Ее звали Элиенор де Лаваль, и за решеткой она оказалась по чудовищной несправедливости. Какой-то злодей убил королевского прокурора Робера д'Артуа, а подозрение пало на нее, юную дочь обедневшего графа. Видно, сам дьявол водил рукою истинного преступника, ибо все улики указывали на Элиенор. Подброшенный в покои окровавленный кинжал, клочья ее платья, найденные возле тела, свидетели, якобы видевшие девушку рядом с прокурором в ночь убийства… Словно ад разверзся под ногами невинной красавицы.
Скованная по рукам и ногам тяжелыми цепями, истерзанная пытками дознавателей, полуживая от горя и страданий, Элиенор все еще не теряла надежды. В душе не угасала вера в чудо, ниспосланное свыше избавление. Должна же небесная длань защитить невинную, покарать злодеев! Но шли дни за днями, а спасение не приходило. Лишь крысы, мерзкие твари, скреблись в углах да сырость разъедала кожу. И всё же каждое утро прекрасная узница обращала свой взор к крохотному зарешеченному окну под потолком, сквозь которое пробивался одинокий луч солнца. Этот робкий свет давал силы жить и бороться.
– Пресвятая Дева, не остави рабу твою! – шептала обескровленными губами Элиенор, сжимая в хрупких ладонях нательный крестик, последнее напоминание о днях минувшего счастья. – Даруй мне силы перенести невзгоды и ниспошли защитника!
Но вместо ангела-хранителя в камеру вошел тюремщик, здоровенный детина с изрытым оспинами лицом. Грубо швырнув в угол миску с какой-то бурдой, он осклабился в мерзкой усмешке:
– Молись-молись, красотка! Недолго тебе осталось языком болтать. Скоро палач заткнет твою хорошенькую глотку!
Элиенор содрогнулась. Ужас липкими щупальцами сдавил ее сердце. Неужели все кончено? Неужели Господь отвернулся от своей овечки, предав ее в лапы безжалостных волков? Из последних сил она прошептала:
– Не губи душу, служитель закона! Клянусь святым распятием, я не убивала прокурора! Да смилуется над тобой Всевышний!
Тюремщик лишь расхохотался, обдав узницу зловонием гнилых зубов:
– Знаем мы вас, аристократов! Небось, прокурор отказался брать твои юбки в качестве взятки, вот ты его кинжалом и приласкала! Все вы, бабы, одинаковые – что знатные, что простые шлюхи.
Страж похабно подмигнул и вышел, грохнув дверью. А Элиенор разрыдалась, уткнувшись лицом в колени. Слезы текли по бледным щекам, омывая кровоподтеки и ссадины. За что, Господи? За какие грехи ей выпала столь горькая участь? Ведь совсем недавно жизнь была прекрасна и полна надежд…
Элиенор не могла смириться с жестокой несправедливостью судьбы. Она, знатная дама из славного рода де Лавалей, оказалась в грязной темнице, брошенная на съедение червям. А убийца, подлый душегуб, разгуливает на свободе, потирая руки и злорадствуя! Нет, такого не должно быть! Провидение просто обязано восстановить попранную истину и вырвать невинную страдалицу из омута беззакония.
– Я докажу, что меня подставили! – шептала Элиенор разбитыми губами. – Я найду истинного преступника, чего бы мне это ни стоило! И тогда все узнают, что дочь графа де Лаваля никогда не запятнала бы рук кровью!
